— Набрось еще хотя бы полкаты, жадный ру-мит! Чтоб тебе перерезали глотку, подлый барыга… Ну, мы еще встретимся в следующей жизни, Шардан!
Так было в Лаэте, так было в Ринте. И на воле, и в тюрьме он видел в каждом двуногом лишь угрозу, а потому всегда готов был напасть сам. Нападение — вот лучшая оборона, тан-скин с детства постиг эту мудрость на собственных ребрах и спине. Жизнь научила его многому такому, чего не следовало бы знать ни одному человеку или униту, но не научила ни молить о помощи, ни просить пощады.
В чем-то гордость Скрэка равнялась гордости Наа-ее-лаа, хотя принцесса находилась на самом верху иерархической пирамиды Лаэте, а тан-скин барахтался ниже самой нижней ее ступеньки… И, глядя на умирающего вора, я вновь и вновь ловил себя на нелепой мысли о сходстве этих двух лаэтян. Нет, должно быть, я сам слегка спятил, раз то и дело видел в злобных глазах тан-скина отражение широко распахнутых голубых глаз Наа-ее-лаа!
— Неела-а-а-а! Ямадар, ты не можешь так поступить со своей дочерью!
Я вздрогнул от дикого вопля, которым внезапно разразился Скрэк.
Кажется, я действительно сошел с ума! Откуда вор мог знать уменьшительное имя, которым я один называл лаэтскую принцессу?!.
— Огонь!.. Огонь!.. — разрывая на груди рубашку, забормотал Скрэк. — Кто-то открыл им ворота! Нет, нам не выстоять против этой орды!..
— Джейми! — я затряс лаэтянина за плечо. — О чем ты говоришь?!
Со всхлипом втянув воздух, он уставился на меня безумными глазами.
— Пустите меня! Пустите! Не-е-ет! Джулиа-а-ан!
Я едва успел удержать его на кровати.
Припадок был бурным, как лунная гроза, и оставил Скрэка совсем без сил.
Теперь с его губ срывались еле слышные бессвязные обрывки фраз, которые я ловил с напряженным вниманием. Какие странные образы вставали перед мысленным взором умирающего тан-скина?
— Очнулся, ублюдок?.. Отлично!.. Ты взойдешь на Помост Казней… в начале следующей олы… Разве Высочайшая не вправе сама… выбрать себе лавадара?.. Op-тис… Мы встретимся в следующей жизни… Ты еще дешево отделался… что тебя не пустили под «колесницу богов»… И свою последнюю олу… ты проведешь… в темноте…
Бормотание Скрэка становилось все тише и неразборчивей, пока наконец не смолкло совсем, и он не вытянулся на постели, глядя в потолок мутными бессмысленными глазами.
Время, казалось, остановилось.
Я сидел рядом с застывшим на кровати полутрупом и всякий раз, когда Владыки Ночи принимались шипеть за дверью, начинал громко разговаривать то со Скрэком, то с самим собой, чтобы окончательно не сойти с ума.
Так прошла целая вечность. Я задремывал, просыпался, вновь увязал в очередном томительном кошмаре…
Пока меня внезапно не вырвал из полусна-полубреда чуть слышный голос, раздавшийся рядом:
— Раб… Итон…
— А?!
Я резко сел, очумело мотая головой.
— Скрэк?!..
Лаэтянин попытался оскалить зубы в обычной злобной ухмылке, но сумел изобразить лишь жалкую гримасу:
— Я же говорил… не надейся… что я сдохну…
Я схватил котелок с водой и поднес его ко рту тан-скина. Скрэк пил медленно и с трудом, но все-таки выхлебал половину котелка, а остаток я вылил себе на голову, чтобы окончательно очнуться.
— Черт возьми, Джейми, я уж думал, тебе конец!
Вор подозрительно сощурился.
— Откуда ты знаешь мое имя?.. — прошептал он.
— Ты сам мне его сказал.
— Лжешь, румит!
Я поспешно отдернул руку, которую положил на плечо Скрэка, и зубы унита щелкнули в полудюйме от моей ладони.
В лапах кошмара
Похоже, у скина и впрямь имелось в запасе девять жизней: он не только сумел справиться с разрушающей силой бессмертника, но и начал поправляться с удивительной быстротой.
Через земные сутки вор уже ковылял по дому, обшаривая все уголки и стаскивая себе под кровать наиболее ценную добычу.
Самой стоящей его поживой стал кухонный нож, с которым Скрэк принялся выделывать всякие зловещие штуки. Непонятно, где этот висельник научился подобным трюкам, — я слышал, что законы и Старых, и Новых городов запрещали скинам пользоваться оружием… Увернувшись в десятый раз от ножа, пущенного в стену все еще нетвердой рукой лаэтского вора, я осознал всю мудрость этих постановлений.
Со Скрэком по-прежнему нелегко было ладить наши отношения чаще всего напоминали вооруженное перемирие. Еще никто, кроме, пожалуй, Кларка Ортиса, не умел так мастерски выводить меня из себя…
Но сейчас как раз это мне и было нужно: злость помогала не думать о неусыпно караулящих за дверью Владыках Ночи.
Иногда мы с лаэтянином орали друг на друга так, что даже змееногие монстры снаружи озадаченно затихали; порой я всерьез опасался, что вор выпустит мне кишки кухонным ножом… Но зато со скином невозможно было соскучиться, и ночные олы, обычно такие медлительные, теперь мчались быстро, как атакующие ва-гасы.
Думаю, Скрэк со мной тоже не скучал.
Он по-прежнему в любой момент готов был забиться в яростной крысиной истерике, но иногда нам удавалось вести вполне человеческие разговоры. Лаэтянин обладал живым и гибким умом; в отличие от Наа-ее-лаа тан-скин жадно схватывал рассказы о мирах, существующих за пределами твердого неба во-наа. Полагаю, это происходило оттого, что Скрэк с младенчества ни в грош не ставил ни земные, ни небесные авторитеты и с радостью готов был вывернуть наизнанку знакомый ему с рождения мир.
Иногда я думал, каким бы стал этот парень, если бы жизнь не трепала его так жестоко? Какие черты характера он получил от скрэков, рядом с которыми рос, а что дала ему наследственность и природа? Наверное, я смог бы ответить на все эти вопросы, если бы встретился с ним в следующей жизни, но пока мне приходилось приноравливаться к теперешнему Скрэку… Что было очень и очень непросто.
Я всегда считал себя уживчивым человеком, но порой мирное сосуществование с тан-скином казалось таким же невозможным, как дружеская беседа с Владыками Ночи.
До рассвета оставалось совсем немного, когда Скрэку удалось-таки меня допечь.
Должно быть, необходимость быть начеку даже во сне вконец истрепала мне нервы; направив всю свою бдительность на угрозу снаружи, я недооценил угрозу внутри. Как бы там ни было, в последнее время в наших разговорах все чаще начинало всплывать имя Наа-ее-лаа, и тан-скину не составило особого труда догадаться о моих чувствах к лунной принцессе. Связав воедино мои многочисленные обмолвки, он сделал совершенно правильный вывод — и начал изощренно измываться над правящей семьей Лаэте. Пока этот ублюдок перемывал кости Сарго-ту, его покойной жене и многочисленным дальним родственникам ямадара, я терпел, но как только язык скина коснулся Наа-ее-лаа, я вышел из себя.
