— Что ж, если Загорье принадлежит нам, следует отобрать эти земли, если получится, — заключил сэр Джон, мысленно радуясь тому, что уразумел все, что обязан был уразуметь. Более трудные вопросы он оставил остальным.
Затем в разговоре наступил очередной длительный перерыв. Герцог Вассант пришел к аналогичному выводу задолго до сэра Джона и теперь пытался придумать, как бы от этого вывода отказаться. Одновременная оборона Железного и Айсотского ущелий при наличии хорошего резерва на тот случай, если бы Вальдо все-таки удалось прорваться, представлялась герцогу делом трудным, но не невозможным. И герцог полагал, что в таком объеме выиграть войну вполне вероятно. Но вот в том, что армии Королевства удастся, сражаясь, пройти по одному из этих ущелий и с боями пробиться к Оппидум Оптимум, а затем захватить город, который Вальдо упорно укреплял все последние двадцать лет, — вот в этом герцог сильно сомневался.
Не то чтобы он думал, что победа так уж невозможна, но полагал, что она достанется ценой больших усилий, да и поражения он тоже не исключал. Как бы то ни было, при таком развороте событий могли погибнуть многие прекрасные молодые люди, которым бы жить да жить да думать о том, в какие платья их возлюбленные нарядятся на ярмарку и как поведут себя их соперники, если дело дойдет до драки. Вместо всего этого им почти наверняка предстоит пасть на поле боя.
«Да, все это так… — размышлял герцог, — но ведь, как ни крути, — каждому суждена смерть, а погибнуть за то, чтобы навсегда разделаться с Вальдо и избавиться от постоянной угрозы безопасности королевства, — не самая недостойная смерть». Служа принцу, Вассант самолично прикончил человек сорок пять — пятьдесят, и почти всех — в близком бою. Зачастую Вассант был свидетелем наступления их смертного часа, да еще и утешал их напоследок. Он сам дивился тому, как это у него получалось: нанести смертельную рану врагу, а потом произносить душеспасительные речи про то, что близок тот час, когда убиенный им человек встретится со своей матушкой, если того пожелает. Вассант знал, каково это — умирать. Он знал: как бы ты ни встретил смерть — трусливо крича и плача или стоически испустив последний вздох, ты все равно умирал.
Он думал о том, что и Каллиопе, рассуждавшей примерно так же, нестерпима мысль о гибели многих молодых парней. Герцог знал, что она жалеет каждого, кому суждена гибель. Но на самом деле Каллиопа думала о том, что ее погибшая родня никогда не допустила бы присоединения Загорья к Королевству. И еще она дивилась тому, как это вышло, что она, выросшая в Королевстве, не впитала подобных помыслов.
Девушка гадала, одобрили ли бы ее замученные и убитые Вальдо родственники то, что должно было произойти. Ведь Каллиопа не мечтала выйти замуж ни за кого, кроме Аматуса, а этот брак означал бы, что Загорью, как независимому государству, конец. Она понимала, что простой народ Загорья, ее подданные, которых она сама никогда не видела и которые понятия не имели о том, что она жива, что ее, чье имя, на счастье, еще не было вписано в анналы королевского рода, вынесла из замка нянька, переодетая зеленщицей, только порадовались бы всему, что положило бы конец правлению Вальдо. Ну а жители Королевства, гордящиеся своим добрым королем и необычным принцем, несомненно, пришли бы в восторг от расширения границ страны, тем более что за счет жестокости Вальдо в Загорье пустовало множество хорошей, плодородной земли.
Но в конце концов, разве могла Каллиопа унаследовать от своего рода что-либо, кроме крови? Она перечитала в королевской библиотеке все книги про Загорье, про тамошние традиции, про придворный этикет, но все полученные знания не вошли в ее плоть и кровь, она не чувствовала себя подлинной королевой. Ну, хорошо, думала она, пусть все это пропадет, растает, а если так, то почему вообще не отказаться от мыслей о наследовании престола, ведь из-за этого моя жизнь постоянно в опасности. Почему бы не понадеяться на то, что Аматус женится на мне просто по любви, а не из-за каких-то там политических соображений? И разве мне самой не радостнее вступить в брак с тем, кого я люблю, и не думать при этом больше ни о чем?
Эти размышления вновь вернули Каллиопу к самому неприятному вопросу, но тут она почувствовала, как теплая рука Аматуса коснулась ее руки.
— Что ж, — сказал принц, — чему быть, того не миновать. Седрик, позволь задать тебе тот единственный вопрос, который сейчас имеет значение. Как ты думаешь — ты, лучший из советников и судей, — мы победим?
А надо сказать, что в то время, как сэр Джон вообще не терзался никакими сомнениями, герцог Вассант испытывал сожаление, а в душе Каллиопы происходила тяжелая борьба, Седрик производил внутри себя самые настоящие пленарные дебаты. Будучи верховным главнокомандующим, он знал, что быть полностью готовыми к войне невозможно в принципе, что плоды любых нынешних действий созреют далеко не сразу, и поэтому ему очень хотелось сказать принцу, что к войне Королевство совсем не готово. И все же, с точки зрения того же главнокомандующего, он вправе был гордиться порядком в войсках и тем, как он обеспечил войска оружием и боеприпасами, а потому считал, что, если противопоставить армию Королевства армии Вальдо, преимущество будет на стороне Королевства.
Однако, опять-таки как главнокомандующему, ему ненавистна была мысль о грядущей гибели его солдат. Уж больно много сил и забот было вложено Седриком в армию, чтобы он мог спокойно повести воинов на смерть.
Не забудем же и о том, что Седрик оставался премьер-министром, а потому его волновали и дела государственные. Кроме того, он был от природы человеком чувствительным и тонким, и у него накопилась на ту пору масса личных проблем, о которых мы, любезный читатель, пока остаемся в неведении.
Словом, Седрик ответил на вопрос принца далеко не сразу. Он с чувством пригубил гравамена, позволил себе еще несколько мгновений понаслаждаться прелестью теплого весеннего дня и наконец произнес следующее:
— Ваше высочество, это будет зависеть от многого. Если дороги в Загорье просохнут раньше, чем в Королевстве, Вальдо сумеет захватить крепости на перевалах, поскольку мы не успеем разместить там гарнизоны и снабдить их всем необходимым. Однако сухие весны в Загорье редки… если только Вальдо не ухитрился прибегнуть к помощи могущественных колдунов. В этом случае нам также следует опасаться, что узурпатор вступил в сговор со злобными созданиями вроде гоблинов. Гоблины — первые твари, которые приходят на ум, а ведь под землей обитают еще более древние и опасные страшилища. И наконец, у Вальдо могут быть союзники из числа обитателей новых, недавно открытых земель, о которых нам пока ничего не известно. Гектарианцы и вульгарианцы, обитающие к северу от Загорья, в отношении нас настроены дружественно, они даже, наверное, могли бы заключить с нами союз, но мы никак не можем быть уверены в том, что к войску Вальдо не присоединятся народы, нам абсолютно неведомые.
