— В банк заезжать не буду.
2
Потап зашёл в дом, вдохнул полной грудью: о, как же дома хорошо! Тишина и покой. За сутки он соскучился как никогда, что, казалось, пропадал вечность и забыл, как выглядят родные. Особенно его милашка, Диана. Потап скинул туфли, приятно ощутил стопами свободу и прохладу паркета. Чтобы не разбудить Анжелу — не мыться в ванной в спальне, — Потап прошёл к джакузи на первом этаже. Долго намываться он не собирался, только освежить тело под струями холодного душа. Странное ощущение он почувствовал, когда только зашёл в двери дома. Какое-то лёгкое сексуальное возбуждение, перешедшее в вожделение, и даже похоть, и какая-то далёкая примесь отвращения. А ещё возникло ощущение изменений в доме. Изменения чего? Потап не понял. Под первым взглядом дом был родным, уютен, красив и чист. Но неизменное ощущение грязи поселилось в его мозгу — грязи не только в полном понимании слова, но грязных поступков, грязных мыслей, грязных судеб. Это немного подпортило настроение, хотя произошедшее вчера, несомненно, приведёт к последствиям. Необязательно плохим, но надо будет хоронить Римму, понять, что с головой Данилы, и узнать, кто этот стрелок. И если он несёт в себе опасность, то опередить его и устранить.
«Альберт?»
Потап отмахнулся от этой мысли, не хотел принимать, что Алик причастен к стрельбе в баре, к смерти Риммы — да нет, этого быть не может! — и ближайшему будущему, которое принесёт семье Потапа, мягко сказать, изменение жизни в нежелательную сторону. Под горячими струями Потап смыл с тела пену для душа, повернул крестообразный кран. Постоял в тишине, наклонив голову: капли с волос срывались и падали в уходящую воду под ногами. Так верит он Альберту или нет?
Но что-то происходит слишком поганое. И необратимое.
Потап вздрогнул. Наспех вытерся полотенцем, накинул брюки и поспешил наверх к жене. Глаза его застыли, когда он открыл дверь спальни. Под приглушённым светом абажура, Анжела спала по центру кровати, без трусиков, чёрная шёлковая ночная рубашка задрана до груди, ноги, согнутые в коленях, широко раскинуты, два пальца правой ладони глубоко запущены в промежность. Высоко приподнятый подбородок и широко раскрытые влажные губы, показывали, что ей сейчас прекрасно. Потап улыбнулся и ступил на ковёр. В нос ударил невероятный запах перегара с примесью духов и роз.
— Сколько ты выпила? — тихо спросил Потап. Закрыл дверь. — Ты же… никогда не пила больше бокала. Редко два, и то второй не допивала до половины. — Он повёл глазами по комнате: на кофейном столике томик Чейза, бюро закрыто, наверху две старинные статуэтки — балерины, внизу чернильница с золотыми перьями. Раскрытые ноты — Анжела пробовала сочинять музыку и довольно успешно. На комоде лампа, бронзовый лев и два пса, неизвестно из какого материала, но очень задорого приобретённые на аукционе. Лица красивых и богатых дам с картин на стенах спокойно, даже устало отвечали равнодушными взглядами. «Лесбиянки, что ли?» — Потап усмехнулся. Собственно, что он ищет? Орудия преступления? Может, она пила внизу на кухне или в гостиной, холле? Хотя нет, не будет Анжела пьянствовать на глазах дочек. Потап подошёл к жене и попробовал вытащить её ладонь из промежности. Но ничего у него не получилось.
— Ты что, якорь туда закинула? — прошептал Потап.
Анжела томно вздохнула, издала звук сладострастия, колени подогнулись выше, она сама вытащила ладонь, и пальцы медленно стали водить по розовому разрезу между ляжек. Она издала несколько слабых стонов и замерла. Потап в упор рассматривал лицо жены: пухленькие губки в сиреневой блестящей помаде, узкие ноздри маленького аккуратного носика, розовый язычок между великолепных белых зубов. Его глаза опустились — ореол соска выбивался из-под лямки ночной рубашки. Потап почувствовал невероятное возбуждение и влечение к своей жене. Он поцеловал её в нижнюю губу. Но Анжела неожиданно выдохнула, и Потап, наморщив нос, отвернул лицо, не в состоянии выдержать ураганного перегара. И всё-таки он перевернул жену на живот, подогнул её колени, стараясь придать форму лягушки и приподнять, собрался заняться с ней сексом.
— Дьявол, она даже не будет завтра помнить. Пьяная овечка.
Потап передумал, сел на край кровати, ладонью провёл по простыне, пальцы нырнули под подушку и натолкнулись на что-то твёрдое. Это ещё что? Потап приподнял край: пустая бутылка из-под водки и, параллельно прикасаясь, лежал толстенный фаллос из секс-шопа.
Потап встал с кровати, накинул на плечи халат и минут пять не мог оторваться от жены, не понимая, что с ней происходит, безмерно удивляясь прямо каким-то экспоненциальным изменениям Анжелики.
Сколько он её знает, водку Анжела выпила впервые только два дня назад, и только рюмочку. Её всегда воротило от запаха спирта. А эта чёртова игрушка — Потап с отвращением взглянул на длинный секс-имитатор — это что-то из другого мира. Это не может быть мыслимо рядом, ни на микрометр с образом Анжелы. Иначе — он совершенно не знает собственную жену. Да, но он часто — постоянно — любовался из офиса своей женой через секретные видеокамеры. Слышал, о чём и с кем она разговаривает. Она не знает, что он за ней следит. Находясь наедине с собой, люди часто становятся не теми, кем выглядят в обществе. Но Анжела — Потап не мог налюбоваться ею, как она была прекрасна, даже если оставалась одна. Он ни разу не видел, чтобы она даже мастурбировала. Она дожидалась его и жадный секс только с ним. Анжела — невероятный пример любой матери.
Но тогда — что сейчас перед его взором?
Потап свёл брови к переносице, глубоко вдохнул, подумал, что водкой, возможно, напилась из-за похорон бабки, переживала. Да ещё гроб опрокинули. А ещё, наверное, как-то узнала, что погибла Римма. Но другое, возле пустой бутылки?.. Это… Потап почувствовал приступ ревности, пожал плечами. Он ещё раз с грустью и сожалением — как жаль, что Анжелика не принадлежала ему изначально — осмотрел комнату. Взгляд остановился на шикарном букете возле панорамных раздвижных дверей на балкон. Потап подошёл к цветам, задумчиво погладил небритый подбородок. Действительно, букет слишком хорош. Очень красив. Анжела под него выделила другую вазу, более широкую. Потап вернулся к жене, поцеловал в лоб и направился к двери, чтобы зайти к Диане и Максим.
Он уже закрывал дверь и застыл, остановив задумчивые глаза на высоком потолке холла. Букет тёмно-красных роз, словно шапка ядерного гриба, а по центру на высоко поднятых стеблях, будто исходивший треножник к небу, тянулись три громадные белые лилии по краям окаймлённые, похожими на кровь, капельками. Потап жевал губы, старался припомнить, откуда это, слишком ему напомнившее — но что? Он никак не мог вспомнить, силясь узнать то, что было так очевидно, с чем жил последние лет десять. Ступня ступила на мягкую дорожку, за спиной щёлкнул замок двери и словно выстрел озарил его память. Глаза расширялись, расплывчатый атлант в дальней стороне этажа вибрировал как в мираже. Потап в ошеломлении осторожными шагами вернулся к букету и несколько минут мрачно внимательно рассматривал.
— Римма, теперь моя жена будет предпочитать такой букет? — шёпотом спросил Потап. Он перевёл взгляд на спящую Анжелу. — Откуда ты его принесла? Кто-то подарил? — Потап понимал, что этот букет — неслучайность. Кто-то вторгался…
Но ведь что-то не вспомнил ещё.
Почему-то сейчас Потап вспомнил Даниила и задался вопросом, что Данила лучший друг с детства и, казалось, он знает о нём всё, но где и чем занимался друг после армии семь лет, пока они вновь не встретились. Потап не мог вспомнить. И не мог вспомнить, как нашли этот дом.
В комнате Макс долго задерживаться Потап не собирался. Последние два года он почти к ней не входил: она уже стала слишком взрослой. Хоть Максим была ему неродной, он очень привык к ней и по-своему любил, иногда были приливы любви, как к родной дочери. Он так же, как и Диану баловал её, никогда ни в чём не отказывал. У неё было всё самое дорогое и лучшее. Когда уезжал в длительные поездки по делам, Потап так же скучал по Максим, как и по Анжеле с Дианой.