В лесу я топор и смерть средь людей,
Я гордое знамя бесстрашных бойцов!
— Ну, всё! Ты заставил меня кое о чём пожалеть…
— О чём?.. — несмотря на то, что тамплиер самым бесцеремонным образом прервал его пение, Нергал опустил руки и всем своим видом показал заинтересованность. — О чём ты пожалел, храмовник?
— О том, что не взял с собой шутов, с лирами и бубенцами! Ха-ах-ха-ха! Уж больно смешна твоя песнь!
— Ты-ы-ы! Нет, храмовник, я не убью тебя просто, на что, видно, ты очень надеешься! Я заберу тебя с собой, я заставлю тебя мучиться и страдать вечно! Я сделаю так, что ты будешь умирать в невообразимых муках тысячи раз, и раз за разом мои слуги будут оживлять твою плоть и подвергать её всё новым и новым мукам!
В ответ на эту угрозу брат-рыцарь лишь усмехнулся, причём сделал он это так, что его усмешка стала слышна начавшему выходить из себя демону. В последующем его ответе Нергалу, в каждом, произнесённом им с рассчитанной интонацией слове, были лишь холодное презрение к врагу и уверенность в собственных силах. Теперь де Ридфор намеренно начал говорить с ним так, как он привык говорить с сарацинами и разбойниками:
— Да что ты тут такое нам рассказываешь?! Ты — никому неизвестный, забытый всеми демон — что ты о себе возомнил?! Не знаю уж, кем ты там себя считаешь, но я пока вижу только то, что ты мастак лишь говорить, да ещё, разве что — управлять всякими мелкими безмозглыми тварями! И ещё… знаешь, что… — де Ридфор сделал вид, что на несколько мгновений задумался:
— Я вот что думаю: если тебе так близки безмозглые твари, так может — у вас есть что-то родственное, может ты сам — безмозглая тварь?.. подумавшая о себе невесть что?! Одно слово: «отродье» — оно всегда будет «отродьем», даже если называет себя «Царём царей»!
— Ах та-а-ак?! — фигура дернулась, и Робер де Ридфор понял, что всё же сумел задеть её за живое. — Ничтожный! Да понимаешь ли ты, что я легко могу спалить не только тебя, но и весь этот город?! Мне только нужен твой камень, и — клянусь Первозданной сущностью — сегодня я его себе верну, верну во чтобы то ни стало! И ещё, храмовник, знай: я думал, что снова пришёл в этот мир ненадолго, лишь для того чтобы вернуть себе своё былое могущество и силу — у меня много дел в других мирах — но ты, жалкий человечишка, сумел оскорбить меня! Тебе удалось это сделать, так что теперь я здесь немного задержусь. Знаешь, для чего я это сделаю? Не догадываешься?
Де Ридфор деланно равнодушно пожал плечами:
— Откуда ж мне знать, что творится в твоих тёмных мозгах?!
— Так знай же! Я сотру с лица земли всю эту страну! Её города и селения я обращу в пепел, а поля — в мёртвую пустыню! Я поголовно истреблю всех её жителей, я… — Нергал сделал ещё один шаг вперёд и, дёрнув за верёвку, резким движением сорвал мешок, до этого мгновения закрывавший верхний конец его посоха.
Как оказалось, мешковина скрывала под собой массивное каменное навершие. Оно было выполнено в форме странного вида черепа с четырьмя, расположенными в горизонтальный ряд отверстиями: то ли глазницами, то ли глубокими впадинами. Чей это был череп, какого существа: человека или демона, бога или зверя, никто из тамплиеров не знал. У брата де Ридфора, в определённой степени научившегося благодаря своему мечу чувствовать магическую силу, появилось ощущение исходящей от навершия силы — мощной, сокрушающей, но в то же время чем-то скованной, лишённой возможности высвободиться…
«А это ещё что?.. — рыцарь почувствовал, как рукоять его меча начала заметно нагреваться, как будто скрытый в ней камень отзывался на появление каменного черепа. — Его посох обладает такой же силой, как и наши камни?! Не приведи Господи, чтобы это оказалось так!..»
Нергал поднял посох выше, так, что каменный череп вознёсся на высоту, в два раза превышающую человеческий рост. Несколько мгновений демон удерживал посох таким образом, после чего вдруг с силой опустил его вниз. Основание посоха ударило в пол кирхи, и от того места, где оно соприкоснулось с каменными плитами, с сухим треском расползлись в стороны зигзаги глубоких трещин…
В ряду храмовников послышались возгласы удивления. Кто-то из них громко прошептал: «Храни нас, пресвятая Дева Мария, огради от сил зла!»
Нергал снова поднял вверх свой устрашающий посох и снова с силой ударил им о камни пола. Трещин на полу стало ещё больше, и они стали шире, уже в пол ладони.
— Вы все умрете и умрете совсем скоро! Не старайтесь: ваши жалкие молитвы вас не спасут! Я обещаю: все будут мертвы, всё будет разрушено и предано огню! — в то время как храмовники невольно устремили свои взгляды на увенчивавший посох каменный череп, свободная рука существа скользнула за его спину. Она вернулась назад, уже сжимая в ладони длинный меч с изогнутым внутрь широким серпообразным лезвием. Нергал вонзил свой взгляд в де Ридфора:
— Таких разрушений и таких бед эта земля ещё не видела. Они будут ужасны и не сравнятся ни с чем, а впрочем, упёртый храмовник: мы же с тобой оба хорошо понимаем, что ты же всё равно этого уже не увидишь. Так что давай мы поступим так: ты просто отдашь мне сейчас свой камень, а три остальные я заберу сам. Сделай это, иначе я нашлю на тебя и твоих друзей мор — ты же видел, что я сделал с жителями этого жалкого городишки?.. Если ты прямо сейчас отдашь мне свой камень, я ещё подумаю: может просто сожгу этот город и уйду — у меня действительно много дел… Так что: ты отдашь камень?
Робер де Ридфор молчал. Прошла минута, но он всё ещё сохранял молчание. Нергал не выдержал:
— Почему ты молчишь?!
— А о чём мне с тобой говорить? Веры к твоим словам, как и к словам любого другого исчадия Ада, у меня нет, и никогда не будет, — Робер де Ридфор медленно покачал головой из стороны в сторону:
— Нет, адская тварь, ты, как я думаю, сильно лукавишь: видать — пока камень у меня — ты ничего не можешь мне сделать. Ты угрожаешь мне мором? Так к этому «мору» у меня тоже много вопросов… Откуда мне знать: может, несчастные жители Ульма умерли не от насланного тобою гнилого поветрия, а от укусов управляемых тобой крыс, которых ты как-то заразил бешенством или какой-то другой, убивающей людей болезнью? Я не видел на улицах ни одного, не обезображенного крысами трупа, значит — люди умирали не сами по себе, как это бывает при море, а именно после укусов крыс… Так что знаешь, что я тебе посоветую? Если надеешься получить камень — хватит зря болтать своим гнилым языком — попробуй-ка его лучше у меня забрать!
— Убогий смертный! Ты осмеливаешься мне — великому Нергалу — давать свои советы?.. — забормотав нечленораздельное заклинание, Нергал взмахнул и ударил о пол нефа своим устрашающим посохом, и тут же, позади отряда тамплиеров послышалось нарастающее громкое шуршание и царапанье — как будто по каменным ступеням кирхи потащили несколько набитых камнями мешков…
— Брат-рыцарь! Крысы! — это был голос одного из замыкавших строй арбалетчиков. Де Ридфор к этому был давно готов. Даже не обернувшись, на что, скорее всего, рассчитывал Нергал, он мысленно представил себе сплошной огненный круг, который тут же и возник, отрезав сплошным потоком гудящего пламени, рвущиеся к ним тысячи взбесившихся грызунов.
Перестроившиеся в кольцо тамплиеры и Нергал, с возвышавшимся за его спиной алтарём, оказались внутри этого огненного круга…
Демон медленно огляделся, после чего резко передернул плечами. Его голова неестественно наклонилась в бок, затем, с хрустом позвонков, как будто преодолевая их сопротивление, она вернулась на место.
— А-а-а-а-а! Так ты, смертный, смеешь мне сопротивляться?! — голос Нергала потерял присущее ему спокойствие. — Так умри же, проклятый храмовник! Прими свою смерть!
Исходящее физически ощущаемой злобой и ненавистью существо, в одно мгновение преодолев разделявшие их полдюжины шагов, ринулось на ощетинившихся тамплиеров и наотмашь ударило по их строю своим посохом.
Страшной силы удар, который мог бы опрокинуть навзничь и закованного в полный доспех конного рыцаря вместе с его конём, пришёлся в щит Жака Мотье. Щит получил жуткую вмятину, прогнувшую укреплённую на нём железную полосу, но всё же выдержал. Однако сам брат — сержант, потеряв равновесие, был отброшен назад и ударился спиной о спины замыкавших строй латников. Послышался его стон, за которым последовали и глухие проклятия:
