немного еды и вина дожидались меня на столе. Улыбнувшись при этой мысли, я вздохнул – выставляю себя дураком из-за всех этих глупостей. После этого я быстро поужинал и отправился спать.
Той ночью страх вырвал меня из сна. Звук царапанья вернулся. Он отдаленно напоминал то, как собака, в надежде попасть внутрь, скребется в дверь хозяйского дома. Большая собака. От углей, тлевших в жаровне и тщетно пытавшихся прогнать холод из комнаты, я зажег прикроватную лампу и, когда вышел, то заметил, что дверь спальни Феслана уже открыта. Я заглянул туда, но комната была пуста. Похоже, мальчик уже встал – неужели он тоже проснулся от шума?
И тут я услышал крик.
Я сломя голову понесся в святилище, и пламя моей лампы едва не угасло, схлестнувшись с потоком холодного воздуха. Я лихорадочно огляделся.
– Феслан?
Мой голос поглотила мрачная пустота комнаты. Как получилось, что я стал бояться собственного святилища?
– Феслан, мальчик мой, где ты?
Никто не ответил.
Мой взгляд задержался на витраже. Мне показалось, что по его поверхности движутся темные фигуры. Снова игра света? (Сколько еще я мог повторять себе эти слова?)
Я горел желанием исследовать окно-розу поближе, но без лестницы мне никак бы не удалось подняться на такую высоту и, к тому же, было бы сложно осматривать его в темноте. Я снова позвал Феслана.
Выйдя на улицу, я проверил конюшню. Лошади и фургон все еще были там. Я обыскал всю округу, продолжая звать моего юного друга.
– Феслан!
К тому времени, как я вернулся к поискам в церкви, уже забрезжил рассвет, и можно было задуть лампу. Я знал, что нужно делать. Вернувшись в конюшню, я взял лестницу, а затем, несмотря на ее вес и размер, занес внутрь святилища и установил под витражом. Точно не знаю, что я думал найти, поднявшись по ней, однако, подхватил тяжелый подсвечник из алтаря и крепко сжал его в ладони. Сделав глубокий вдох, я начал взбираться.
Добравшись до верха, я вцепился в последнюю ступень лестницы одной рукой, а другой перехватил подсвечник на манер оружия. И заглянул в окно.
Я не поверил своим глазам. Вглядываясь в витраж, я наблюдал какое-то другое место – это был не церковный двор. Вместо него, передо мной открылось неведомое инфернальное царство теней, в котором покрытые слизью существа скользили по изломанной и жуткой местности. Что-то пронеслось по небу на крыльях, как у летучей мыши, казалось, что жирный след тянется от них за этим созданием. Окно не выходило на другую сторону. Или, вернее, выходило, но не наружу, а Вовне, на Внешний план. В ту секунду мой взгляд проник за завесу нашего мира. Меня как громом поразила мысль – там, по другую сторону окна-розы, лежит другое измерение, один вид которого повергает в дрожь. А еще я осознал, что его обитатели хотели попасть на эту сторону – в наш мир.
Боги! Меня тут же разом осенило: этот витраж – вместилище зла. Больше не существует (а, может, никогда и не было?) изящного творения некого стекольщика, теперь его не назовешь всего лишь кусочками синевато-зеленого стекла, искусно собранными в узор. Витраж стал колдовской и порочной вещью. Он показал мне то, с чем ни одна живая душа вовеки не должна была столкнуться. Но что еще я мог извлечь из увиденного? Был ли витраж разновидностью портала или же это дверь?
Я поднял подсвечник повыше, мои глаза слезились от страха и ненависти. Я собирался разбить стекло – уничтожить витраж вместе с его злом, стереть тот отвратительный вид, который жил в нем. Это не было бы варварством или кощунством, ведь на самом деле окно-роза не принадлежало этому святому месту, и все же я остановился. Мне в голову пришла одна мысль (откуда?). Если бы я проломил витраж, то уничтожил бы его или, наоборот, вызволил тех существ, которые клокотали и корчились в этом инфернальном царстве? Предотвратил их прорыв сквозь окно-розу или же открыл бы им проход, разрушив витраж? Вор в ночную пору часто разбивает окно, чтобы забраться в дом. Уничтожив его, я только сыграю им на руку и помогу без помех вторгнуться в наш мир.
Мне нужно было все взвесить, но так, чтобы не приходилось при этом удерживать шаткое равновесие на самом верху лестницы. Оттуда я все еще видел это царство кошмара, и, что гораздо хуже, думаю, здешние существа тоже заметили бы меня. Я спустился вниз и тяжело осел на пол возле алтаря.
Я был в полной растерянности. Что мне делать? Куда пропал Феслан? Это его крик я слышал или чей-то еще? Вдруг он каким-то непостижимым образом канул в витраже? Казалось, это невозможно. Что Тессен сделал бы в такой ситуации?
В сложные времена мои мысли всегда возвращались к старому наставнику. Я думал о Тессене, старинном аббатстве и о том, что Огма защитит нас.
Я оседлал одну из лошадей, сейчас уже не вспомню, какую именно. Из меня никудышный наездник, но я рассудил, что верхом, без фургона доберусь куда быстрее. Дорога через долину к старому аббатству заняла у меня большую часть утра.
Работники не тратили времени даром, от фундамента осталось лишь несколько камней. Все остальное бесследно исчезло, в том числе и какой-либо ключ к природе окна-розы, который я надеялся там обнаружить. Стену, где окно размещалось более ста лет, снесли, а пол, куда витраж когда-то отбрасывал свою тень, был разобран на части и покрыт щебнем, грязью и листьями.
Я стоял посреди всей этой разрухи и не сдерживал слез. Тессен совершил такой грех против Огмы, что не простится ему во веки веков. Он хранил тайну, чудовищную тайну... Кем же был мой наставник, хранителем окна-розы или его слугой? Мысленно вернувшись в прошлое, я не отыскал там ни намека на то злое начало, которое витраж проявил сейчас.
В конце концов, слезы закончились, и я вернулся к своей лошади. Возможно, все это лишь одно из испытаний в служении Огме, но мне нужно было с толком вооружиться сведениями, чтобы противостоять такому серьезному вызову. За прошлый визит сюда я как раз узнал, где еще могли найтись нужные ответы. Я вывел коня обратно на дорогу и направил его к деревне неподалеку, в которой, как я слышал, жил Грил, и где тот построил новую временную церковь.
На дорогу к его дому ушли почти все силы, я кое-как соскользнул из седла на
