подобно рыбам, но были покрыты гладкой кожей вместо чешуи и поднимались над поверхностью моря, чтобы глотнуть воздуха, который заполнял пустоту сверху. Матери нянчили свою молодежь, как богиня растила своих детей и заполнившееся жизнью море. Важнее всего, в этом последнем пополнении богиня ощутила пробуждение ума, мысли и рассудка.
Не задумываясь о течении тысячелетий, чувствуя прохладу моря над ее скованным камнем телом, физическая форма богини продолжала расширяться. Наконец, часть ее существа, возвысилась над взбудораженным штормом океаном и почувствовала новый вид тепла, сияния, шедшего из неба. Временами это тепло скрывалось одеялом холодной пыли, но морозный слой регулярно исчезал, уступая теплу, успокаивающей воде, которая омывала плоть богини, и золотым лучам, гладко струившимся с неба.
Под влиянием открытого неба плоть богини охладилась, и новые разнообразные формы жизни укоренились на ней. Существа, обитавшие в море воздуха, обратили лица к облакам. Многие не ходили или плавали, но прикрепили себя к земле, протянули величественные ветви вверх, создавая зеленые жилища на пространстве суши. Рост этих высоких и мощных деревьев, подобно всем формам жизни, доставлял удовольствие богине. Она ощущала пробуждение и ослабевание лесов, покрывавших ее кожу, изучила холод и тепло времен года с большей остротой, чем раньше.
Это было осознание, которое позволило матери земли наконец-то ощутить течение времени. Она знала времена года, и по изменениям погоды она изучила строение года. Она считала время, как человек мог измерить свое дыхание и сердцебиение, хотя для богини каждый удар сердца был сезоном, каждый вздох — новым годовым циклом. Годы проходили десятками, сотнями и тысячами, и ее осознание становилось ярче, сильнее.
Горячая кровь ранних эпох остудилась, подводные извержения закрыл твердый камень. Выступавшая над волнами твердь покрылась лесами, лугами, прогалинами и болотами. Моря и озера омывали землю, охлаждая богиню и питая пресной и соленой водой множащееся разнообразие живности.
Богиня продолжала чувствовать единение с теплокровными существами, живущими в глубинах, которые всплывали на поверхность и возвращались, делясь образами бескрайнего небесного свода, сладкого поцелуя морского бриза и великолепия высоких вздымающихся облаков. Ее любимцем среди этих морских существ был один, который питался от ее груди с незапамятных времен, кормясь водорослями и планктоном, что собирались у источников ее тепла. Он десятилетиями дремал в ее объятиях. Она знала его как Левиафана, первого из ее детей.
Он был могучим китом, крупнее, чем любая другая рыба или млекопитающее в этих морях. Его сердце было добрым, а ум — наблюдательным, острым и терпеливым, ведь только тот, кто прожил столетия, мог познать терпение. Большие легкие заполняли его мощную грудь, и он чувствовал жизнь в ритме, который богиня могла понимать. Иногда он вдыхал воздух и опускался в глубины, оставаясь там в течении нескольких сердцебиений богини — годами в пересчете на бурный темп жизни других теплокровных существ.
В долгом, безмолвном общении с матерью-богиней Левиафан лежал в глубокой впадине на дне моря, ощущая струящуюся теплоту ее огненной крови, пульсировавшую под слоем камня. За это время большой кит передавал образы, которые он заметил над волнами, вид растущей зелени на многочисленных островах матери земли, изобилие существ, обитающих не только в море и на земле, но даже сбивающихся в стаи в небесах.
И он поделился своими воспоминаниями облаков. Это больше, чем что-либо другое, разжигало огни воображения матери земли, наполняло удивлением ее сердце и порождало любопытство в ее существе.
Общаясь с Левиафаном, разделяя его воспоминания о том, что он заметил, богиня начала осознавать кое-что: в отличие от многих существ, что обитали на ее плоти, она была абсолютно слепой. У нее не было никакой возможности, ни одного чувства, через которое она могла бы увидеть мир жизни, процветающей на ее физической форме.
Единственные зрительные образы, доступные ей, были из памяти большого кита, и они были бледными и туманными подобиями реальности. Богиня хотела сама увидеть небо с облаками, дождем и солнцем, узнать животных, что изобиловали в ее лесах и полянах, деревья, корни которых тонули глубоко в ее плоти.
От Левиафана богиня узнала о глазах, волшебных шарах, которые позволяли животным наблюдать чудеса вокруг них. Она узнала о них и желала их ... и изобрела план создания глаз для себя.
Левиафан поможет ей. Большой кит отпил из подводного фонтана, впитывая силу и волшебство матери земли. Легкими ударами мощных плавников он двигался в направлении поверхности, плывя через проясняющиеся тени воды до тех пор, пока его широкая спина не поднялась выше волн, ощутив поцелуй солнечного света и ветерка.
Левиафан целеустремленно плыл к глубокой бухте, проскальзывая по узким проливам меж скалистыми полосками суши в направлении западного берега одного из любимых островов матери земли. На севере возвышались горы, до увенчанных снегом вершин которых не добралось весеннее тепло с берега. К югу была полоса зеленого леса, простиравшаяся далеко от скалистого берега, покрывая большую часть острова.
В конце залива, где соединялся ландшафт севера и юга, вода оставалась достаточно глубокой, чтобы Левиафан плыл без труда. Он прибыл в место, выбранное богиней, и в своем теле принес ее тепло и магическую сущность. С мощным пенистым взрывом он выбросил жидкость в воздух, выстрелив струей теплого дождя. Драгоценная вода выплеснулась на камни береговой линии, собралась в многочисленные потоки и стекла вниз, собираясь в скалистой чаше возле покрытого гравием пляжа.
Сущность богини собралась в этом озерце молочными водами могущественного волшебства. Ее лицо сосредоточилось на небе, на куполе, который она так долго воображала. Первая вещь, которая попала в поле зрения, была совершенным белым шаром, восходящим в сумеречных небесах, поднимавшимся выше и выше, излучая отраженный свет на тело и кровь матери земли.
Из вод ее только что созданного озера богиня наблюдала луну. Алебастровый свет отражался от отмелей и волн на побережье и окутывал все вокруг. Богиня увидела этот свет и была довольна.
Все же еще была неясность в ее видении, размытый туман, который мешал целиком наблюдать мир. Левиафан был в открытом море, плескаясь в бурных волнах, но озеро было далеко от него, отделенное сухой землей и скалами. Тогда богиня поняла, что ее детей в одном лишь море недостаточно.
Их присутствие требовалось и на земле.
Отощавший волк с косматой серой шкурой, потрепанной после долгой зимней спячки, мчался за сильным оленем. Тот легко бежал сквозь весенние заросли, не выказывая той безоглядной паники, которая наверняка побудила бы более молодого оленя к неосмотрительному, - и в конечном счете гибельному - бегству. Вместо этого гордое
