Ты можешь мне не верить. — Урэгчи поднялся с колен и взглянул на свои руки, точно хотел узнать, не испачканы ли они красной или черной кровью. — Ты можешь посмеяться надо мной, и я не буду тебя осуждать. Но взгляни сам. Видишь, эти жилы уже пытались разрабатывать и делали это не раз. Однако камни, добытые здесь, не принесли счастья или хотя бы богатства тем, кто увез их отсюда, ибо никто из них не вернулся в Цай-Дюрагат, чтобы продолжить разработку жил. Торговать кровью, даже если превратилась она в гранат, — плохой способ поправить свои дела. Возьми белую кость древних слонов и забудь о том, что видел тут. Не говори об этом Сюргу, пусть довольствуется теми дарами Владыки Гор, которые не несут на себе его проклятья.
Урэгчи отвернулся от Батара и пошел к ручью. Он сказал большую речь. Самую большую за недолгую свою жизнь. Теперь дело за горожанином. Это испытание Владыка Гор приготовил ему — не Сюргу, — и не важно, что он скажет или не скажет своему приятелю. Важно, как поступит он сам и не сейчас, а потом, ибо забыть об ожидающем его в Цай-Дюрагате сокровище будет не так-то просто…
Пастушок склонился к маленькому озерцу, зачерпнул студеной воды и омыл ею разгоряченное лицо. Подержал руки в ласковой воде и неожиданно для себя, сам того не желая, поднес к глазам гладкий камешек, оказавшийся под его пальцами.
— Я знаю, ты не сможешь забыть это место, даже если захочешь и будешь очень стараться. Значит, я не прав и забывать ничего не надо. Возьми, и пусть сохраненные тобой воспоминания будут не ложными. И да поможет тебе Владыка Гор, если выдержишь ты ниспосланное тебе испытание. — Урэгчи протянул Батару плоский кроваво-красный камешек удивительной яркости и чистоты.
— Но… Ты же сказал, камни, взятые отсюда, не приносят счастья?
— Этот принесет. Я не искав его, он сам лет мне в руку. Быть может, Владыка Гор знает, что ты успешно пройдешь испытание?
Батар не понял, что именно имел в виду пастушок, но без дальнейших вопросов и возражений опустил камешек в потертый кожаный мешочек, висевший у негр на груди.
— Я не охотник за самоцветными каменьями. И если твои соплеменники почитают это место священным, никогда не приду сюда с киркой и зубилом. С меня довольно слоновой кости. А что касается Сюрга… Ему мы, пожалуй, и правда не станем ничего говорить. Он не слишком уважает чужие обычаи и верования, да и камней набрал уже достаточно. Если он будет нуждаться в деньгах, я лучше уступлю ему часть бивней, хотя и не верю, что Иккитань выйдет за него замуж…
В этот день они так и не добрались до Желтых увалов. Оставив, по настоянию Урэгчи, на зеленовато-серой плите кусок лепешки и несколько ломтиков жареного мяса, Батар решил вернуться к Медовому озеру и провести остаток дня на его берегу в лени и праздности. Так они и поступили, заехав предварительно на каменные осыпи, где пастушок ставил сплетенные из конского волоса силки на пищух.
Маленькие, величиной с крысу зверьки эти служили им пищей большую часть лета, и Батар не раз с удовольствием наблюдал за оживленной колонией. Короткохвостые грызуны были отменными хозяйственниками. Изо дня в день они занимались сушкой сена на зиму, разложив собранные травы на плоских камнях, под которыми устраивали свои гнезда. Десятки пищух сидели столбиком каждая на своем камне и пересвистывались с соседями: «Пиц-пиц!», время от времени шевеля и заботливо переворачивая лежащие перед ними кучки сена. При этом зверьки не забывали поглядывать на небо: чуть тучка, угроза дождя, тем более если уже начинает моросить — и они торопливо утаскивают сено по норам. Писк усиливается, причем предприимчивые соседи, припрятав свое добро, не теряясь, принимаются подворовывать чужое. Возбужденный свист, писк, драки, но едва дождик усиливается — все смолкает, пищухи прячутся. Затем, когда выглядывает солнце, вновь вылезают и, дожидаясь, пока мокрые камни обсохнут, озабоченно пересвистываются: как бы не упустить погоду, успеть насушить достаточно сена на зиму.
Сюрг многократно пытался подстрелить из лука какого-нибудь свистуна, но ближе чем на полсотни шагов пищухи его не подпускали, и хотя был он отменным стрелком, ни разу не попал в цель. Батар даже не пробовал стрелять в пищух, его вполне устраивало, что Урэгчи взял на себя заботу о пропитании, да и не хотелось ему принимать участия в охоте на веселых зверюшек, чем-то напоминавших жителей селений, расположенных неподалеку от Фухэя. Вид их рассеял мрачные предчувствия, с новой силой охватившие юношу у гранатовых жил, а после купания жизнь показалась и вовсе прекрасной. Дней через шесть-семь он увидит Атэнаань, похвастается богатой добычей перед мастером Тати и будет рассказывать под чайным навесом Шингалу и Чичгану о чудесах Цай-Дюрагата…
Едва они вернулись в пещеру и Урэгчи, разведя костер, принялся за стряпню, как появился сияющий Сюрг.
— Ну, работнички, как успехи? Наковыряли гнилых костей? А я нынче добыл кое-что необычное! Глядите, дивитесь и завидуйте! — Болтая без устали, он сбросил с плеч окровавленный сверток, и Батар с недоумением уставился на маленькие тигриные шкуры.
— Не понимаете? Эти шкуры я содрал с ублюдков полосатого вора! Хотел выследить его самого, а наткнулся на тигрят. Двумя стрелами уложил! — похвастался камнезнатец, с гордостью оглядывая расстеленные перед костром охотничьи трофеи. — Конечно, одна большая шкура выглядела бы внушительнее, ну да ведь мне выбирать не приходилось. Что Владыка Гор послал, то я и взял…
Сюрг покосился на Урэгчи, желая знать, как отнесется пастушок к тому, что он так ловко отомстил страшному «господину тигру», но парень, кажется, не собирался плакать от умиления и визжать от восторга. Пожав плечами, он с безразличным видом отвернулся и начал переворачивать готовящиеся на раскаленных камнях лепешки. Ну да чего ожидать от деревенщины — завидует губошлеп!
— А ты что хмуришься? — обратился удачливый охотник к Батару. — Небось тоже хотел бы Атэнаань такой подарочек привезти? Да я не жадный, бери одну шкуру — любую! Надо же и твою девчонку порадовать!
— Нет, ты добыл, тебе и владеть. Негоже собственную невесту чужой добычей одаривать, — выдавил из себя Батар, чувствуя, что к щекам его приливает кровь, а кулаки сжимаются от гнева. Как может Сюрг хвастаться шкурками тигрят? Ведь это была не охота, а убийство! Хотя говорить ему об этом не стоит. Если сам он считает, что совершил великий подвиг, то корить за него — только на ссору нарываться. Сюрг — известный упрямец, от убеждений своих не отступится…
— Расщедрился твой Владыка Гор напоследок! Видно, угодили мы ему чем-то! — вновь обратился к пастушку бравый охотник, не в силах сдержать ликования. Он испытывал легкое разочарование из-за того, что спутники отнеслись к добытым им трофеям с прохладцей, но объяснял это тем, что они завидуют его удаче.
