— Вы подумайте, Сергей Константинович, — быстро заговорил биолог, чувствуя, как низко пал он за считанные секунды в глазах командира. — Без разницы, прилетит ли врач с «Афины», чтобы осмотреть Брюсова, или нет, на кого в итоге падет вина, если Валера, тьфу-тьфу, умрет? Ясное дело, что не на нас, а на американцев. А вот если мы их не вызовем…
— Логично, — признал Толмасов, выдержав длиннейшую паузу. Официальный тон в его голосе Руставели принял теперь как добрый знак. — Я вызываю американцев.
— Откуда мне знать, что случится, если самка переживет почкование? — раздраженно повторил Реатур. — Самки созревают, мы с ними совокупляемся, а потом они умирают. Всегда.
— А что если одна… будет ПРОДОЛЖАТЬ жить? — спросила Сара. — Если самки тоже вырастать, какими им быть? — Она волновалась оттого, что чувствовала, как мал ее минервитянский словарный запас и как слаба грамматика, чтобы поговорить с хозяином владения убедительнее.
К чести Реатура, он не приказал назойливой человечьей самке заткнуться и не выгнал из своих покоев, как поступил бы, вероятно, средневековый английский барон с наглецом, предлагающим ему радикальную социальную реформу. Слово «барон» казалось Саре наиболее точным переводом на английский титула Реатура, «хозяина владения». Хотя английский термин «барон», само собой, не мог передать всех специфических нюансов, присущих минервитянскому лексикону.
Реатур повернул к гостье третий глазной стебель и неожиданно запел… Или это были стихи? При декламации хозяин владения активно жестикулировал, таким образом пытаясь помочь Саре уловить смысл его слов. Но она все равно не поняла значения этого «эстрадного номера»: Реатур не делал пауз для объяснений. Скорее всего, он исполнял что-то похожее на балладу, печальную балладу, судя по заунывности мотива.
В конце концов до Реатура дошло, что слушательница не понимает его. Он осекся на полуслове и вновь перешел к обычному языку.
— Эта история о хозяине владения, трое самок которого почковались в один день. Здесь говорится о его скорби, когда он отдает последнюю из них на съедение падальщикам. Любой самец, взрастивший самку до достижения ею периода почкования, поймет, сколь сильна его скорбь. А как же иначе? Мы ведь не животные, и самки наши — не животные.
— Да, но самки не как самцы, они слишком скоро умирать. Позволь самки быть как самцы. Я попробовать помогать Ламре жить после почкования, помогать ей вырасти. Да? — Сара пристально посмотрела на Реатура. Больше всего на свете она хотела спасти Ламру от жуткой смерти, но не знала минервитянских слов для того, чтобы выразить это. Наконец ей удалось составить подходящую фразу.
И тут у нее на поясе громко запищала рация.
Сара буквально подпрыгнула, а заветная, тщательно выстроенная фраза вылетела из головы. Реатур тоже слегка испугался; его глазные стебли чуть дернулись.
— Сара, ты слышишь меня? — раздался нетерпеливый голос Брэгга. — Ты где?
— Я в замке, Эллиот, разговариваю с Реатуром.
— Пожалуйста, возвращайся на корабль. — Несмотря на «пожалуйста», просьба прозвучала как приказ.
— Дай мне еще пять минут, — взмолилась Сара, надеясь, что ускользнувшая фраза вернется.
— Ни минуты, — буркнул Брэгг. — Критическая ситуация.
— Выезжаю, — Сара крепко сжала руки в кулаки, но из-за толстых перчаток даже не почувствовала, как ногти впиваются в плоть — это помогло бы ей дать выход гневу. — Я должна уходить сейчас, — обратилась она к Реатуру. — Мы поговорить о Лам-ре позже, да?
— Полагаю, это возможно, — милостиво согласился Реатур.
Саре ничего не оставалось, как довольствоваться этим.
— Проклятье, проклятье, проклятье, — бормотала она себе под нос, направляясь к выходу из замка, где ее ждал велосипед.
Быстрая езда немного успокоила нервы, и все же Сара затормозила около «Афины» так резко, что едва не перелетела головой вперед через руль. «Если дело не такое уж неотложное, Брэгг у меня попляшет», — подумала она, спрыгнув на землю.
Однако случившееся действительно оказалось чем-то из ряда вон выходящим. Сара поняла это, как только вошла в рубку. Здесь собрались все — Эллиот, Ирв, Луиза, Фрэнк и Пэт. Все целы и здоровы, хотя чем-то не на шутку озабочены. Особенно Брэгг. Однако эта всеобщая озабоченность Сару не удовлетворила.
— Ну и кто же из вас пострадавший? — язвительно осведомилась она, сложив руки на груди.
— Пострадавший на той стороне Каньона Йотун, дорогая, — тихо сказал Ирв.
Сара недоуменно воззрилась на мужа.
— Минервоход русских попал в аварию, — объяснил Брэгг. — Один из них ранен.
— И при чем здесь я? — спросила Сара. — У них есть свой врач.
— Который в данный момент находится почти в семидесяти милях от минервохода и добраться до него может только пешком, — продолжил Брэгг. — Мы же имеем возможность доехать до края Каньона на велосипедах, а затем перелететь на ту сторону на «стрекозе». Минервоход застрял где-то на расстоянии мили от западного края ущелья, — он ткнул в маленький красный кружок на карте. — Авария случилась около часа назад. Ты доберешься туда до захода солнца, а врачу с «Циолковского» на это потребуется как минимум трое суток.
— На «стрекозе» через Каньон Йотун? — пробормотала Сара. — Любой сколько-нибудь сильный порыв ветра… Я могу рухнуть с высоты в несколько миль.
— Знаю, — Брэгг кивнул. — Я сказал Толмасову, что не буду давать тебе приказ. И не приказываю. Но он просил нас о помощи, которую можешь оказать только ты. Ты — и пилот и врач. Тебе решать. Никто не обвинит тебя, если ты откажешься.
— Кроме раненого русского, — вставила Сара. — Если он еще жив, конечно.
— Вот именно, — сказал Брэгг.
— Сара… — начал было Ирв, но тут же умолк, понимая, что решение должна принять жена, и только она одна.
— Покажи-ка мне свою карту. — Брэгг передал ей карту. — Какова ширина каньона в этом месте? — спросила она, помолчав. — Похоже, здесь он самый узкий. Уже десяти миль?
Брэгг взял карту, вынул из нагрудного кармана прозрачную пластиковую линейку и приложил ее сначала к месту, указанному Сарой, а потом к шкале масштабов в нижнем левом углу карты.
— У тебя хороший глазомер. Здесь чуть меньше десяти миль.
— Брайал Аллен перемахнул на «Альбатросе» через Ла-Манш. Расстояние вдвое большее, да и «стрекоза» даст «Альбатросу» сто очков вперед. Я лечу.
— Если бы «Альбатрос» разбился, то этот, как его… Аллен только промок бы, — заметил Ирв. — А если что-то случится со «стрекозой»…
Саре не хотелось сейчас думать об этом. «Если случится худшее, у меня хватит времени поразмыслить о своем безрассудстве, пока „стрекоза“ будет падать», — мрачно усмехнулась она про себя и сказала:
