Вот и верхний этаж. Почему наемники и воины Медрена отступали сюда?
Ответ напрашивался только один. Здесь, за невысокой дверью, должны скрываться виновники всех несчастий последних дней. Его светлость Вильяф Медренский и барон Фальм, убийца Мелкого.
Джакомо толкнул дверь, прыгнул в нее, как дикий кот, и… запер изнутри. Шестеро израненных соратников бритоголового остались лицом к лицу с атакующими.
– Сдавайтесь, – коротко приказал им Кулак, опуская меч.
Вместо ответа латник в покрытом ржавыми разводами панцире прыгнул на него, занося над головой палицу.
Мудрец коротко «хэкнул», насаживая храбреца на острие двуручника. Кондотьер коротким кистевым движением рассек несчастному горло.
В этот миг выстрелил Плешивый.
Болт из тяжелого, «осадного» арбалета ударил седобородого в грудь, отбрасывая его на Мудреца. Верзила успел поймать командира левой рукой.
– Кошка-мать! – Пустельга швырнула меч будто дротик и пригвоздила стрелка к двери.
– Ну, я вас! – Бучило бросился вперед, наклонив голову.
Коготок не отстал от него, обрушивая топор на плечо защитника крепости.
Лязг. Хруст.
С вязким чмоканьем сталь впивается в тело.
С мелодичным звоном лопаются звенья кольчуги.
Истошно кричит раненый, сползая по ступеням.
«Яйцерез» в руке Пустельги размашисто перечеркивает ему горло.
Визг.
Рычание.
Хриплые выдохи…
Ормо медленно осел, соскребая пластинкой оплечья штукатурку со стены. Улыбнулся и закрыл глаза. Из его груди торчала витая рукоятка корда.
Бучило повернул к товарищам измаранное кровью – своей или чужой? – лицо. Кроме него, никто около дверей на ногах не держался. Один наемник подвывал, скрутившись в клубочек. Черноусый латник скреб шпорами каменную плиту, выплевывая на кирасу густую кровь.
– Ну вы даете! – озадаченно проговорил Кулак, выпрямляясь с помощью Мудреца.
Черенок болта торчал из его бока, но не было заметно, что кондотьер готовится умереть. Даже нашел в себе силы улыбнуться.
– Извини, командир, – развел руками Бучило. – Разозлили они нас сильно.
– Дверь ломать надо! – Кулак даже не глянул в сторону мертвого Коготка.
– Стой! – Пустельга крутанулась на каблуках. Спустилась на несколько ступенек ниже. Прислушалась.
– Что? – пошевелил бровями Мудрец.
– Бежит кто-то. К нам, похоже. Серый, Малыш!
Кир, услыхав свою кличку, поднял меч, который держал в опущенной руке.
Немолодой наемник, узкогубый, с пепельными волосами, за что и получил кличку, подмигнул ему – пошли, мол, поглядим.
Но далеко идти им не пришлось.
По лестнице им навстречу бежал запыхавшийся Кольцо.
– Где командир? – прерывающимся голосом спросил он.
– Здесь я! – отозвался Кулак.
– Мы Студента нашли, лопни мои глаза! – без долгих объяснений выпалил носатый парень. – Он сказал – наследника искать! Чтоб успели раньше Фальма!
– Это еще зачем? – фыркнула Пустельга.
– Ты помнишь, о чем они спорили? – Мудрец аккуратно прислонил меч к стене. – Хитрость какая-то в этом наследнике, видать… Ну что, Кулак, будем дверь ломать?
– Ломай, – кивнул кондотьер.
Замотанного в драную тряпку (судя по запаху – старый вальтрап), Антоло едва не волокли по коридорам графского особняка. Лопата сдержанно сопел, а Почечуй уже начал поругиваться. Вот, мол, спасли лба здорового, вытащили из застенков, так еще и на своих плечах нести приходится. Можно подумать, это они последние сутки на соломе прохлаждались, а он – бегал, нырял, на мечах рубился… Парень только слабо улыбался. Бурчание старика казалось таким родным, таким близким и привычным, будто не шепелявый наемник с ним разговаривает, а любимый дедушка. Впрочем, родной дед никогда Антоло на коленях не качал и сказки на ночь не рассказывал. Некогда было. Он с сыновьями – то есть отцом и дядьками молодого человека – занимались исключительно шерстью. Трудились не покладая рук, чтобы их семейство стало самым богатым, самым уважаемым в Да-Вилье.
Они вошли в главную залу особняка. Так она и осталась невымытой. Где же Лейна? В соседних комнатушках, примыкавших к темнице, в которой держали Антоло, ее не обнаружили. Странно. Очень странно… И вызывает подозрения.
– Эй, Комель, живой? Нет? – Лопата наклонился над сипевшим барнцем.
Кроме него в зале лежал еще почти десяток трупов. И один из них – Куст, оскаливший желтые зубы. Его остекленевшие глаза глядели в закопченный потолок.
– Комель! – Бородатый наемник толкнул товарища в плечо.
Тот втянул воздух сквозь сжатые зубы. Приоткрыл один глаз.
– Идите… Я посижу…
– Да какое там «посижу»! Вишь ты, чего удумал!
– Не… – Комель говорил слабо, голос его прерывался. – Бегите. Я не жилец.
– Кто ж тебя так, шердешный? – Почечуй, оставив студента, закрыл глаза Кусту.
– Череп… Шестопером… Кажись… Грудину… Проломил…
– Да-а-а… – протянул старик. – Как же ты теперь?
– Сказал… Не жилец…
– Мы тебя не бросим! – Лопата решительно наклонился, схватил Комля под мышки.
Барнец застонал, сделал слабую попытку вырваться.
– Оставь меня… Добей лучше…
– Ты что? – выпучил глаза Почечуй.
Комель не ответил, обмяк и закрыл глаза.
С громким стуком отворились двери. В залу вбежали Витторино и Клоп.
– О! Студент! – обрадованно закричал пучеглазый.
– Тише! – оборвал его радость уроженец Мьелы. – Бежать надо! Мы черный ход завалили!
– Так, погоди! – нахмурился коморник. – Толком… энтого… говори!
– Да что говорить? – перебил Клоп открывшего рот Витторино. – Окружают дворец. Медренцы. Латники и стража. Много.
– Школько это – много?
– Ну, сотня будет…
– Яшно! А ну, быштро, дверь жакрыли! Штолы… энтого… крешла! Бегом!
В мгновения опасности Почечуй вел себя не как прижимистый старикашка, а как опытный и успешный полководец. Это чувствовал не только Антоло, но и прочие наемники, поскольку подчинились, не раздумывая. Даже студент, ковыляя и прихрамывая, притащил стойку с покореженным доспехом – полным набором медренского латника. От затраченных усилий ему захотелось лечь, свернуться калачиком и заснуть, но веселая перебранка Клопа и Лопаты, волочивших тяжелый стол, вызвала невольную улыбку и развлекла.
– Ну что, ребята… энтого… получилошь? – весело подмигнул Почечуй.
– А то? – ухмыльнулся Витторино. – В лучшем виде!
– Тогда пошли!
– А Комель? – Антоло вдруг вспомнил про барнца. Вспомнил потому, что очень уж тот напоминал ему Емсиля, который сейчас, быть может, уже погиб, штурмуя крепость, пронзенный стрелой или мечом.
Почечуй отвел глаза. Глухо сказал:
– Ему… этого… не помочь уже.
