С первого удара Крысюк не умер. Хоть и упал на четвереньки, но попытался полоснуть Кира ножом по лодыжке. Без всякого сожаления молодой человек рубанул его еще раз, а потом, перехватив меч двумя руками, загнал его упавшему противнику между лопаток.
– Ну ты зверь! – хмыкнул Бучило, подмигивая парню. На щеке северянина алел глубокий порез, и струйки крови стекали, напитывая светлую бороду.
– Уходят! – донесся голос Кулака.
В самом деле, теснимые со всех сторон защитники Медрена отступали к дальнему выходу. Многие из них с трудом удерживали оружие. Но Джакомо, по-прежнему невредимый, размахивал шестопером, отражая попеременно то мощные удары Мудреца, то косые, режущие взмахи фальчиона.
Тьялец быстро обвел глазами поле боя.
Вельзиец Куст слабо ворочался в расплывающейся луже крови. Похоже, его выпотрошили, как рыбу. Комель, привалившись спиной к стене, дышал часто и неглубоко. Его скуластое лицо кривилось от боли. Возможно, ребра сломаны. Ну, это не смертельно…
– За мной! – прокричал Кулак. Он изловчился и отсек медренскому оруженосцу кисть вместе с зажатым в ней мечом. – Навались!
«Совсем как работяги на лесоповале. Навались, подсоби…» – усмехнулся Кир и побежал на помощь. Бучило ненамного отстал от него.
– Вот он!
Звуки пробивались к сознанию замедленно, словно через кипу овечьей шерсти.
Антоло попытался открыть глаза. Видел он тоже как сквозь пелену, будто туманным вечером идет среди холмов Табалы, возвращаясь с пастбища.
Парень моргнул раз, другой… И увидел стоящие прямо перед его носом ноги. На сапоги налипли грязь и солома.
– Чего это с ним, лопни мои глаза? – проговорил кто-то до боли знакомый.
До боли? Чего-чего, а боли хватает… Ни ответить, ни даже пошевелиться Антоло не мог. Тело онемело, и при этом болели каждая мышца, каждый сустав, каждый волосок.
– Чего-чего… – ответил сварливый, чуть надтреснутый голос. – «Аишт»… энтого… тебе не шуточки… Кого хочешь… энтого… ухайдакает…
– Сбивать замки? – теперь бас. Его бывший студент тоже слышал не так давно.
– Шбивай уже… энтого… не шпрашивай…
Так ведь это Почечуй!
Неужели наши в городе?
Антоло захотелось закричать от радости, но в это время чьи-то руки придавили к полу его ручные кандалы. Скрипнул металл о металл.
– Потрепи, Штудент… энтого… Мы шейчас…
Дужка замка хрустнула и отскочила.
«Почему они просят меня потерпеть? По сравнению с…» – подумал табалец, прислушиваясь к звонкому щелчку, с которым лопнули ножные кандалы.
И тут два человека сразу – уж не Кольцо и Лопата это? – дернули его руки и ноги.
Парень взвыл. Из глаз брызнули слезы, которые он почти сутки сдерживал, твердо решив не показывать врагам малодушие. Перед друзьями слабаком выглядеть тоже некрасиво, но Антоло ничего не мог с собой поделать. Он рычал, повизгивал, бился затылком о земляной пол, пока кто-то не подставил ладони.
– Держи! – Перед прояснившимся взором возникла окладистая борода. Лопата сунул горлышко фляги табальцу в зубы. Вино! Дрянное, местное, терпкое винишко… Но каким же вкусным напитком показалось оно сейчас! Щедрый дар Триединого. – Ты глотай, глотай!
Да с радостью!
Огненными шарами вино падало в желудок, растекалось, словно степной пожар под северным ветром. После третьего глотка Лопата отнял фляжку.
– Хватит, а то нам тебя… энтого… на руках тащить… энтого… придетша… – жутковато улыбаясь беззубым ртом, пояснил Почечуй.
– Найдите наследника… – сипло проговорил Антоло. Он попытался приподняться, но руки-ноги еще не слушались. Кровь, прихлынувшая к онемевшим пальцам, жгла и колола, словно сотни диких лесных пчел.
– Какого такого наследника? – присел на корточки рядом с ним Кольцо. – Когда ты успел?
– Да не его, дурень! – Лопата дал напарнику легкий подзатыльник.
– Ландграфа… – подтвердил студент.
– Ну, найдем… энтого… Дальше-то что?
– У него медальон… Не дайте барону Фальму… добраться первому до него… – Длинная фраза далась парню слишком тяжело. Он закрыл глаза и ощутил, что летит в бездонный колодец.
Легкий удар по щеке вырвал его из небытия.
– Держишь жубами, Штудент. – Почечуй наклонился так близко, что табалец хорошо различил его пористый нос и нечесаную бороду. – Коль наш… энтого… дождалша, держишь…
Антоло кивнул. Снова почувствовал головокружение, увлекающее в омут, и решил, что больше не станет так рисковать.
– Я к Кулаку? – подскочил Кольцо. Видно было, что ему аж не терпится сообщить соратникам радостную новость.
– Давай! – махнул рукой коморник.
Табалец вдруг подумал, что надо спросить о судьбе Лейны. Наверняка ее держат где-то здесь. Потом хорошо бы узнать о Цветочке и Кирсьене. Сумели они спастись или нет? И напоследок попросить, чтобы кто-нибудь принес его книгу. Ту самую, которую он нашел в оружейной комнате. Почему-то ему казалось, что отныне его жизнь навечно связана с трудом неизвестного автора.
На узкой лестнице первым шел Кулак. Зодчие прежних лет недаром получали деньги за свой труд. Здесь, на ступенях, отступающий защитник легко рубился правой рукой, тогда как атакующий был бы вынужден постоянно цеплять клинком стену. Но медренцам противостоял левша, что оказалось для латников не самой приятной неожиданностью. Да какой левша! В кондотьера будто демон вселился. Теснимые им латники только и успевали, что отражать удары.
А поверх плеча Кулака колол двуручником, перехватив длинный меч, словно копье, Мудрец. Острие клинка пробивало кованые нагрудники, и Кир в который раз подивился силище верзилы.
– Эй, Джакомо! – выкрикивал время от времени седобородый. – Подожди меня! Куда ты так спешишь?!
– Постой, Череп! – вторил ему Мудрец. – Хочешь честный поединок?
Но Джакомо не отвечал. Отходил он в числе первых, предоставив медренцам погибать, прикрывая его грудью. Рядом с ним плешивый наемник с родинкой на щеке ожесточенно дергал рукоятку на ложе тяжелого арбалета. То ли натяжной механизм заклинило, то ли в горячке боя плешивый никак не мог разобраться, что самострел взведен до отказа.
– Джакомо! – Кулак зацепил лезвием фальчиона неосторожно высунувшегося вперед латника, распорол ему бедро, отклонился, пропуская мимо себя падающее тело. – Джакомо! Ты боишься меня?
Ормо Коготок взмахнул топором. Раненый медренец отчаянно заорал. Хрустнуло. Крик оборвался.
– Не споткнись, – буднично предупредил Бучило Кира. – Скользко, однако, на лестнице…
– Череп! – звонко воскликнула Пустельга. – Не хочешь к ним, иди ко мне! Я тебя приголублю!
В подтверждение своих слов, она метнула в бритоголового последний нож. Серебристый, словно плотвица, клинок звякнул об изгиб стены и свалился сражающимся под ноги.