— Тебе так дороги эти людишки, предатель? — вкрадчиво произнес демон. Слово «предатель» в его устах звучало любовно. — Тогда я истреблю их всех до одного. И в первую очередь — твоего драгоценного братца. Я сожру его сердце у тебя на глазах. Клянусь.
Ник посмотрел на Анзу и улыбнулся.
— Это вряд ли. Людские сердца у нас пожирает Лианнан. А о тебе слагают песни, — продолжил Ник и снова перевел взгляд к женщине-демону, накручивая на ладонь ее огненные волосы. — Ночная соблазнительница.
Лианнан улыбнулась.
— Ты не забыл!
— Так что ты сделала с Аланом? — грозно спросил он.
— Почему бы не попытать его? Неужели ты веришь мне больше, чем брату?
Ник нахмурился, а через миг отбросил ее волосы, словно оружие, которым втайне мечтал воспользоваться, и исчез.
Остался только пылающий двор и два демона. Лианнан повернулась и с улыбкой матери, втянутой в детскую игру, поплыла к двери.
— Привет, человечек, — сказала она Мэй. — Я тебя помню. Поговори со мной.
— Спасибо, не хочется. У меня больше нет вопросов.
— Лжешь, — засмеялась Лианнан. — У вас, людей, они есть всегда.
Она подкрадывалась к Мэй, однако та и не подумала подняться навстречу. Лианнан, ни секунды не теряясь, стала снижаться, пока не очутилась на одном уровне с Мэй, а затем двинулась вперед, но на четвереньках, с текучей, стремительной грацией хищницы.
Анзу не сделал ни шагу, только смотрел. Его волосы сияли, как свежевырытое сокровище.
Мэй вскинула брови.
— Ты не в моем вкусе, — сообщила она демону. Анзу захлопал ресницами с фальшивой нежностью в глазах, за которой пряталось злорадство.
— Я буду следить за тобой, — произнес он. — И очень скоро стану в твоем вкусе.
Мэй усмехнулась мимолетной холодной усмешкой — мамина школа, — которая яснее хмурой мины говорила: «Не смешно и даже не остроумно».
— Жду не дождусь.
— Отныне ты — в моих мыслях, — добавил Анзу. — А твоя душа — у меня на ладони. Раздавить ее будет нетрудно.
Он послал ей воздушный поцелуй, который поплыл по воздуху в виде сияющей метки демона и разлетелся, как одуванчик, ударившись о невидимую границу круга. Следом подобно ему исчез и Анзу — рассыпался порхающими золотыми пылинками.
— Остались только мы с тобой, — произнесла Лианнан, по-змеиному скользнув к самой черте круга. — Я, видишь ли, не могу исчезнуть по своей воле — Хникарр меня вызвал и теперь должен отпустить. Побудь со мной, а я отвечу на твои вопросы. Даром.
У нее на шее Мэй заметила цепочку — она мерцала, покачивалась в тени белого платья. Казалось, на ней был какой-то кулон, но разглядеть его не удавалось — он постоянно менял форму: то становился серебряной меткой демона, то земным шаром в драгоценной клетке, то метательным кинжалом, какие носил Ник.
— А если бы я спросила тебя о Джеральде… — начала Мэй.
Лианнан засмеялась и перекатилась на спину, отчего серебряная цепочка молнией поползла по ее белой коже.
— Пустой вопрос, девочка, — сказала она. — Хотя таковы люди: толку от ваших вопросов, как от слез в океане. Будем ли мы счастливы вместе? Не поздно ли что-то менять? Любит или не любит?
— Насколько человечными бывают демоны?
Лианнан так нахмурила лоб, что ее глаза стали похожи на блестящие трещинки во льду. Она провела розовым языком по бритвенно-острым зубам.
Во дворе установилась тишина, которую нарушал только тихий треск пламени, восстающего выше изгороди. Мэй ощутила мощное желание наклониться ближе, услышать слова, которые Лианнан прошептала в пространство между ними.
— Человечными? — спросила она. — А что это значит? Чтобы привязывались без всякой причины, позволяли себя ранить?
— Да.
Лианнан усмехнулась и склонила голову. От касания ее волос Мэй обожгло чем-то средним между морозом и пламенем.
— Я знаю такого демона.
— Правда? — оживилась Мэй.
Лианнан показала острые зубки.
— Это Анзу.
Она замолкла — полюбоваться реакцией Мэй.
— Из нас троих Хникарр наименее человечен, — тихо продолжила демоница. — За многие века я ни разу не видела в нем признаков тепла. В вас нет ничего общего. Тебе стало бы проще мечтать о нем, скажи я, что он — не такой, как мы, что его можно приручить, перековать, настроить на любовь? Ведь если он окажется обычным демоном, а ты все равно не захочешь с ним расстаться, кем тебя считать после этого?
Лианнан едва не касалась носом лица Мэй. Демоница наклонилась так близко, что Мэй невольно затрясло: как бы ярко ни горели волосы женщины-демона, ее кожа оставалась ледяной.
— Если Анзу — наиболее человечен, а Ник — наименее, — выговорила Мэй, — кем считать тебя?
Тут пальцы-сосульки сомкнулись у нее на запястьях, и Мэй с ужасом поняла, что, заслушавшись и засмотревшись на Лианнан, очутилась слишком близко от круга.
Этот круг не она создавала, а значит, в нем не безопасно. Талисман на груди снова обжег ее болью, но уже слишком поздно. Ее руки словно угодили в ледяные кандалы, и холод пробирал до костей. Лианнан улыбалась.
— Победительницей, — прошептала она, затащила Мэй в круг и сгребла в охапку.
— Ну уж нет, — прорычал Ник, вырастая у нее за спиной и опять хватая за волосы. Они тут же растаяли алой дымкой, растворились в воздухе, как капля крови в воде, и утекли у Ника сквозь пальцы.
Стало ясно, что Лианнан могла и раньше сбежать в любую минуту, если бы захотела. Другой рукой Ник держал за запястье Алана, но тот вырвался и упал рядом с Мэй на колени.
— Ты что, оставил ее с демоном наедине? — возмутился Алан.
— Вообще-то с двумя, — промурлыкала Лианнан, как довольная кошка. — Еще секунда — и она была бы моей.
— Все нормально, Алан, — отозвалась Мэй. Ее все еще била дрожь от ледяных объятий Лианнан. После них руки Алана — он держал Мэй под локти — казались слишком хороши. Она вдруг поняла, что вот-вот расплачется у него на груди, и высвободилась, чтобы избежать соблазна. — Все хорошо, — добавила Мэй. — Сама виновата: нечего было так близко подходить.
— Это Ник ее вызвал, — возразил Алан. — Он не должен был оставлять тебя с ней наедине.
— Алан-Алан-Алан, — пропела Лианнан, — разве ты не рад меня видеть? Вчера ночью ты был куда приветливее.
Алан метнул в нее косой взгляд, стоя поодаль от всех. Языки колдовского пламени лианами обвили его ноги.
— Не говори с ним, — оборвал Ник.
— Ничего, я справлюсь, — сказал Алан. — Лианнан, ты только что собиралась сделать одержимым и обречь на медленную смерть дорогого мне человека.
Лианнан подняла бровь.
— А мы не можем остаться друзьями?
