– Насколько это зависит от меня, можешь быть уверена! Так или иначе, этот человек долго не проживет. Ему пятьдесят лет как один день. Я бы дал ему еще лет десять, не больше.
– Его коснулись боги, – хмуро пробормотала Медея. – Мне нечего противопоставить его богам. Гера любила его. Сука! Если она все еще живет в нижнем мире, с нее станется выдернуть из пряжи его нить и растянуть на века.
– Его боги всегда играли с судьбой, но им никогда нельзя было доверять – вечно грызлись между собой. Не считая Геракла, вспомни, кому из своих детей они даровали продление смертной жизни? «Детьми» они полагали народам Греческой земли.
Медея засмеялась:
– Знаю. Я провела среди них много лет, не забыл?
Она мимолетно поцеловала меня и со словами:
– Тысячу лет бы так провела, но пора заняться делами, – исчезла в глубине долины.
И я бы мог провести так тысячу лет. Жизнь была изысканно ленивой. В Тауровинде, должно быть, еще заняты восстановлением крепости и клана. Ясон далеко, пробирается лабиринтом рек, вьющихся по Альбе, в поисках сердца острова, где надеется найти сына.
Было время отдохнуть с Медеей.
Однако следующие несколько дней меня тревожили явления раятуков.
Я охотился, например, когда огромный пес Кункаваль прыгнул на меня из рябинника, опрокинул навзничь и, рыча, потянулся к глотке. При мне было еще копьецо Урты, и я втиснул его в пасть зверя. На древке остались глубокие отметины зубов. Бессмысленный взгляд пса горел красным светом. На миг я обессилел от страха, когда же потянулся к заклятию, способному отправить его в небытие, он отступил, не переставая ворчать. Я ударил его копьем по заду, но до конца дня он следовал за мной, провожая рычанием издалека.
Как-то в полночь я проснулся и обнаружил у себя на груди Фалькенну: крылья распростерты, клюв впивается мне в кожу. Он взмыл к луне, избежав моего удара, и Медея потом мазала мне бальзамом глубокие царапины на груди.
Все это походило на тревожный сон.
Лунная греза и явилась во сне. Щедрое нагое тело, лицо подобно луне, темное с одной стороны, сияющее с другой, внимательные глаза озабоченно глядят на меня.
– Проснись, проснись, – шептала она, склоняясь для поцелуя. Я потянулся к ней, обхватил пышную грудь, ощутил ее язык у себя во рту. – Мерлин, милый Мерлин, пора просыпаться. Проснись же!
– Иди ко мне.
– Проснись, посмотри вокруг, вот все, что я хотела сказать.
– Не уходи! – умолял я сонное видение. Но она, обняв меня напоследок, отступила к реке и – полусвет-полутень – уплыла по ночной воде ни восток.
На следующий день я спросил Медею, не докучают ли и ей раятуки.
– Нет, – просто ответила она и взглянула на меня пристально.
Я сидел, и она, забравшись ко мне на колени, сказала:
– У меня есть вопрос.
– Спрашивай.
– Если я пообещаю дать Ясону увидеться с сыном, обещаешь ли ты держать его подальше от меня, насколько это в человеческих силах?
Вопрос застал меня врасплох. Помнится, я думал, не пьяна ли она или еще не совсем проснулась?
– Ты же знаешь. Мы уже говорили об этом.
Она отшатнулась, опешив. Взгляд стал жестким, потом метнулся в сторону. Пальцы, сжимавшие мои плечи, разжались. Я видел небо сквозь ее бледное лицо. Она развоплощалась.
– Проснись, проснись, – прозвучал у меня в ушах шепот Лунной грезы.
Я стряхнул Медею с колен, но стряхивать было уже нечего. Морок растаял, как туман в жарком летнем воздухе.
Я взглянул внутренним взором и едва не вскрикнул, обомлев. Солнца не было: пасмурный день, скалы блестят от сырости. Пещеры – разверстые темные пасти. Внутри только скальные полки для постелей. Ни кукол, ни кож, ни мехов – ничего, что могло бы оживить воспоминания. Заглохшая, забитая тиной река почти без течения. Трава на берегу примята одним спящим телом. Только одним.
Я был один. Обманут. Соблазном завлечен терять время в этой глуши. Сколько времени? Обратившись за ответом к внутреннему взгляду, я почувствовал себя дурак дураком и тут же вспыхнул досадой:
– Четверть года! В двенадцать раз дольше, чем думал. За это время Урта, должно быть, счел меня покойником или предателем; Ясон, влекомый желанием, презирающим смерть, уже совсем близко.
Чем занимается Медея, можно было только гадать.
Меня тошнило, ныло сердце. Я бросился к реке, отделявшей Страну Призраков от царства Урты. Невольно пришел на ум Одиссей, герой войны с троянцами, которого задержала на пути домой красавица Калипсо, убаюкавшая обманчивым чувством покоя и безопасности, скрывшая течение времени.
Как мог я допустить такое? Как мог я, из первых рук слышавший горестную историю этого храбреца, забыть его совет – всегда вооружаться против коварства и хитрости, когда враг улыбается и сулит мир?
И где, – этот вопрос преследовал меня, рыча подобно Кункавалю, – где кончилась правда и начался обман? Ее обещание Ясону? Страсть ко мне? Наша возвращенная близость? Правда или ложь? Уверен, я кричал вслух на бегу, обращаясь к малому духу Арго, ожидавшему меня под прибрежными ивами.
Медея!
Я уже не любил ее, я был в ужасе. Она съела меня, сжевала, смеясь, и выплюнула в тенистую реку глупца, соблазненного влечением и воспоминаниями.
Попадись она тогда мне на глаза, копье Урты, брошенное моей рукой, прошило бы ей грудь и ушло бы дальше в долину.
Я почти бежал к Извилистой, к Нантосвельте, призывая на ходу малую тень Арго. Задул, пронизывая облака, колючий ветер. В воздухе висел дождь, в небе кружили темные птичьи стаи.
Ее голос шепнул мне:
– Не приближайся к реке. У реки опасность. Не приближайся.
Новая ложь? Я бежал вперед, продираясь сквозь пригнувшийся под ударами ветра лес. Снова ее шепот:
– Осторожней. Опасность ближе, чем ты думаешь.
Приходилось верить, что это не обман, что настойчивое предостережение исходит от друга. Я замедлил шаг, крадучись приблизился к лужайке, где прежде играли дети. Она заросла высокой травой. На дальней стороне, за узкой расщелиной, ведущей к реке, звучали голоса. Я отступил под прикрытие нависающей скалы. Голоса стали громче и вдруг смолкли. Те, кто приближался, заметили открытое место и замолчали.
И тут же из расщелины показались трое, проворно рассыпались по сторонам, пригнулись, скрылись в траве.
– Вот то место, – произнес женский голос с чужим выговором. – Место, которое я видела во сне. Но оно покинуто. Здесь много лет никого не было.
– Не верится что-то, – проворчал в ответ мужчина. – Рубобост, приведи остальных.
Еще пятеро выскользнули на открытое пространство, пригнулись. Блеснули на солнце клинки и накладки на продолговатых щитах. Среди них была та мрачная троица, которую я уже видел, когда Арго подходил к побережью Альбы.
