Через два с половиной часа я оторвался от машины, размял ладонями затылок — вечно затекает, когда сидишь, уткнувшись в монитор, включил кофеварку.
Ни шеф, ни Илья, ни Семен не подходили на роль свихнувшегося убийцы Темных. У всех было алиби — причем зачастую абсолютно железобетонное. Вот, например, Семен ухитрился провести всю ночь одного убийства на переговорах с руководством Дневного Дозора. Илья был в командировке на Сахалине — там однажды заварилась такая горячая каша, что потребовалась помощь из центра…
Только я оставался под подозрением.
Не то чтобы я не доверял Толику. Но все-таки данные на себя просмотрел повторно. Все сходилось, ни одного алиби.
Кофе был невкусным, кислым, видно, давно не меняли фильтр. Я глотал горячую бурду, глядя в экран, потом вытащил сотовый и набрал номер шефа.
— Говори, Антон.
Он всегда знал, кто ему звонит.
— Борис Игнатьевич, подозревать можно лишь одного.
— И кого именно?
Голос был сухим и официальным. Но почему-то мне казалось, что шеф сейчас сидит на кожаном диване полуголый, с бокалом шампанского в одной руке, ладонью Ольги в другой, а трубку прижимает плечом или левитирует возле уха.
— Но-но… — одернул меня шеф. — Ясновидец хренов. Кто подозревается?
— Я.
— Понятно.
— Вы же это знали, — сказал я.
— Почему это?
— Не было надобности привлекать меня к обработке досье. Вы бы и сами справились. Значит, хотели, чтобы я сам убедился в опасности.
— Допустим. — Шеф вздохнул. — Что делать будешь, Антон?
— Сухари сушить.
— Подходи ко мне в кабинет. Через… э… через десять минут.
— Хорошо. — Я выключил телефон.
Вначале я зашел к девчонкам. Толик по-прежнему был там, и они усердно работали.
На самом деле никакой надобности в двух никудышных программистках Дозор не испытывал. Допуск по секретности у них был низкий, и почти все приходилось делать нам. Но куда еще пристроить двух очень-очень слабых волшебниц? Хоть бы согласились жить обычной жизнью… нет, хочется им романтики, хочется службы в Дозоре… Вот и придумали для них работу.
А в основном они убивали время, лазая по сети и поигрывая в игры, причем наибольшая популярность приходилась на долю пасьянсов всех мастей.
За одной из свободных машин — с техникой у нас проблем не было — сидел Толик. На коленях у него пристроилась Юля, ожесточенно дергая мышкой по коврику.
— Это называется обучением компьютерной грамотности? — спросил я, наблюдая за мечущимися по экрану монстрами.
— Ничто так не улучшает навыки работы с мышью, как компьютерные игры, — невинно отозвался Толик.
— Ну… — Я не нашелся, что ответить.
Сам я в подобные игры давным-давно не играл. Как и большинство сотрудников Дозора. Убивать нарисованную нечисть интересно, пока не встретил ее воочию. Ну или прожив сотню-другую лет и приобретя огромный запас цинизма, как Ольга…
— Толик, я, наверное, сегодня не вернусь, — сказал я.
— Ага. — Он без всякого удивления кивнул. Способности к предвидению у всех нас невелики, но подобные мелочи мы чувствуем сразу.
— Галя, Лена, пока, — кивнул я девчонкам. Галя прощебетала что-то вежливое, всем видом демонстрируя увлеченность работой. Лена спросила:
— Мне можно будет уйти пораньше?
— Конечно.
Мы не врем друг другу. Если Лена просит разрешения, значит, ей и впрямь надо уйти. Мы не врем. Только иногда лукавим и недоговариваем…
На столе у шефа царил жуткий беспорядок. Валялись ручки, карандаши, листки бумаги, распечатанные сводки, тусклые, выработанные магические кристаллы.
Но венцом безобразия была горящая спиртовка, над которой в тигле жарился белый порошок. Шеф задумчиво помешивал его кончиком дорогого «Паркера», явно ожидая какого-то эффекта. Порошок игнорировал как нагрев, так и помешивание.
— Вот. — Я положил перед шефом диск.
— Что будем делать? — не поднимая глаз, спросил Борис Игнатьевич. Он был без пиджака, рубашка помята, галстук съехал набок.
Я украдкой покосился на диван. Ольги в кабинете не было, но вот пустая бутылка из-под шампанского и два бокала стояли на полу.
— Не знаю. Я не убивал Темных… этих Темных. Вы же знаете.
— Знаю.
— Но доказать этого не могу.
— По моим расчетам — у нас два-три дня, — сказал шеф. — Потом Дневной Дозор предъявит тебе обвинение.
— Организовать фальшивое алиби несложно.
— И ты на это согласен? — заинтересовался Борис Игнатьевич.
— Нет, конечно. Я могу задать один вопрос?
— Можешь.
— Откуда все эти данные? Откуда снимки и видеозаписи?
Шеф мгновение помолчал.
— Так я и думал. Ты ведь смотрел и мое досье, Антон. Оно менее бесцеремонно?
— Нет, пожалуй. Потому я и спрашиваю. Почему вы позволяете собирать подобную информацию?
— Я не могу это запретить. Контроль осуществляет Инквизиция.
Дурацкий вопрос: «А она действительно существует?» — я сумел удержать на языке. Но, наверное, мое лицо было достаточно выразительным.
Шеф еще минуту смотрел на меня, будто ожидая вопросов, потом продолжил:
— Вот что, Антон. С этого момента ты не должен оставаться один. Разве что в туалет можешь сходить самостоятельно, а в другое время — два-три свидетеля рядом. Есть надежда, что произойдет еще одно убийство.
— Если меня действительно подставляют, то убийства не случится, пока я не окажусь без алиби.
— А ты окажешься. — Шеф усмехнулся. — Не считай меня старым дураком.
Я кивнул, еще неуверенно, не понимая до конца.
— Ольга…
Дверь в стене, которую я всегда считал дверью шкафа, открылась. Вошла Ольга, поправляя волосы, улыбаясь. Джинсы и блузка обтягивали ее тело особенно туго, как бывает только после горячего душа. За ее спиной я заметил огромную ванную с джакузи, панорамное окно во всю стену — наверняка односторонне прозрачное.
— Оля, справишься? — поинтересовался шеф. Имелось в виду что-то, о чем они уже поговорили.
— Сама? Нет.
— Я о другом.
— Справлюсь, конечно.
— Становитесь спина к спине, — велел шеф.
Спорить у меня желания не было. Хотя и засосало под ложечкой: я понял, что произойдет что-то очень серьезное.
— И откройтесь оба, — потребовал Борис Игнатьевич.
Я прикрыл глаза, расслабился. Спина Ольги была горячая и влажная, даже сквозь блузку. Странное ощущение: стоять, касаясь женщины, только что занимавшейся любовью… любовью не с тобой.
Нет, у меня к ней не было ни малейшей влюбленности. Может быть, потому, что я помнил ее в нечеловеческом виде, может быть, потому, что мы очень быстро перешли к отношениям друзей и партнеров. Может быть, из-за столетий, разделивших наше рождение: что значит молодое тело, когда ты видишь пыль столетий на чужих глазах. Мы остались именно друзьями, не более.
