– Гаррет, – прошептала Майя. – Эта женщина не человек. Она чистокровный светлый эльф.
Я и сам видел, но не верил своим глазам. Кто когда-нибудь слыхал об эльфийской шлюхе? Но Майя права. Перед нами была эльфийка, и такая прекрасная, что глазам больно.
Она начала раздеваться, словно не сознавая, что за ней наблюдают. Потом она подвинула стул к столику, упирающемуся в стекло с той стороны, и начала медленно удалять с лица косметику. Для нее стекло, должно быть, представляло собой зеркало.
Майя меня ущипнула:
– Да не пыхти ты! Стекло запотеет.
Эльфийка что-то услышала и вопросительно наклонила голову.
– Кто там?
Ради обладательницы такого голоса мужчины запросто поубивают друг друга. Я не видел особой разницы между этой богиней красоты и обыкновенной потаскушкой. Я привык думать о себе как о твердолобом цинике, которого никакими профессиональными штучками не проймешь. Но я с легкостью мог бы представить себе, как за этот серебристый голосок на моей подушке я с радостными криками бросаюсь в пучину ада.
Она встала и выскользнула из очередного слоя одежды.
– На этот раз я не собираюсь спрашивать, чем я хуже ее, – прошептала Майя благоговейно.
Я застыл как парализованный.
– Там есть кто-нибудь? – снова спросила эльфийка.
Я вытянул руку и коснулся стекла. Звукопроницаемое стекло, прозрачное только с одной стороны? Кто-то основательно потратился на редкого дизайнера-колдуна. Этот заоблачный вуайеризм в сотни раз эротичнее, чем любая форма примитивного совокупления женщин друг с другом, с нелюдьми, обезьянами или зебрами. И главное здесь – врожденный талант женщины за стеклом. Она превращала каждое движение в нечто, ворвавшееся в реальность из ярчайшей фантазии.
Она коснулась стекла там, где застыли мои пальцы.
– Все правильно. Не нужно ничего говорить, если не хочется. – Кончики пальцев пронизало жаром, словно я прижимал их к раскаленной плите.
Я хотел. Я отчаянно хотел поговорить с ней. Я влюбился. И язык прилип к небу, словно у двенадцатилетнего мальчишки, втюрившегося в ровесницу Майи.
Я отдернул руку.
Я не знал, что делать.
Майя выступила вперед:
– Кто вы?
– Я стану кем угодно по вашему желанию. – Эльфийка ничуть не удивилась, услышав женский голос. – Я буду воплощением вашей мечты. Я – ваша фантазия.
Да. О да!
Она принялась за последний слой одежды.
Я отвернулся. Я не мог этого вынести. Только не при Майе.
Быть может, здешний воздух насыщен каким-нибудь наркотиком или неуловимое волшебство усиливает естественную магию стриптиза в исполнении прекрасной женщины.
Вдруг на меня снизошло озарение. Я понял, чем занимается Джилл. Она прямо-таки создана для такого действа. У нее есть внешность, стиль и огонь, когда она того пожелает. Посади ее в одну из этих комнат, и она будет пленительна.
Я положил руку Майе на плечо и шепнул ей на ухо:
– Я проверю другие кабинки.
Она кивнула.
Когда я вышел в коридор, только две шторы оставались задернутыми. Один мужчина как раз уходил. Я быстро прошелся по коридору. На четырех пустых кабинках висели таблички, предупреждавшие, что звонить бесполезно. Я подумал, что заведение работает круглосуточно и у каждой кабинки своя хозяйка. Большинство должно скоро включиться, поскольку в Веселом Уголке начинался час пик.
Я позвонил в колокольчик и вызвал рыжеволосое видение, которое напомнило мне Тинни, но никак не Джилл Крайт. Я удрал прежде, чем оно успело испытать на мне свои чары.
В коридор вышел старик и вопросительно на меня посмотрел. Я сунул ему в руку монеты:
– Я намерен совершить тур.
– Как пожелаете. – Ни малейшего удивления. Какое ему дело до моих причуд, пока я плачу деньги?
Каждая женщина была изумительна, но Джилл я так и не нашел. Я даже дождался, пока освободятся две занятые кабинки. Одна из дам была не Джилл, а другая не отозвалась на звонок.
Итак, число вариантов сократилось. Я прикинул, стоит ли обработать старика, потом отверг эту идею. Если я не хочу сидеть с ним целую вечность, не стоит рисковать. Он предупредит Джилл, что ею кто-то интересуется. Теперь я знал, где искать. Мне только и нужно, что возвращаться сюда, пока я не пересмотрю их всех.
Я пошел обратно, в первую кабинку. Майя и эльфийка болтали, словно сестры. Женщина оделась. Вот и славно. У каждого мужчины существуют границы того, что он способен вынести.
Майя оглянулась – убедиться, что это я.
– Я почти закончила. И потом, все равно время истекает.
Они обменялись несколькими, довольно туманными любезностями, которые зародили во мне подозрение, что я помешал какому-то девичьему разговору. Майя встала, придвинулась ближе и прошептала:
– Ты должен оставить чаевые. Так она зарабатывает на жизнь. Деньги, которые ты дал старику, он оставляет себе.
Не считая доли Большого Босса, конечно. И часть чаевых уйдет к нему же.
– Куда?
Майя показала мне прорезь в крышке стола, которая служила единственным средством передачи предметов за стекло. Я насыпал туда щедрую порцию серебра. Я не остался внакладе. Деньги пришли от Большого Босса, пусть же часть вернется обратно.
Майя сжала мне локоть. Она была поражена моей щедростью. Видно, эльфийка ее очаровала. Мы вышли в коридор.
Я развел перед Майей шторы, отделяющие коридор от прихожей, и тут в переднюю дверь кто-то вошел. Я только мельком увидел коротышку с сияющей лысиной и внушительным шнобелем. Он застыл. Майя застыла. Я врезался ей в спину. Мы образовали кучу-малу. Когда мы разобрались, коротышка исчез.
– Что за черт?
– Это он, Гаррет! Он меня узнал.
– Кто «он»?
– Тип, который был в той квартире. Тот, что чуть не сбил меня с ног.
Старик при входе поддерживал огонь. Он ничего не видел, ничего не слышал.
Острое, однако, зрение у коротышки, если он сумел узнать немытую девчонку, с которой столкнулся в квартире, в этой Майе.
Я выскочил на улицу и увидел то же самое, что и старик внутри. Ничего. Видно, малыш был волшебником. Или из-за роста его просто невозможно разглядеть в толпе.
На улицах Веселого Уголка начался еженощный карнавал. Вынужден признать, не везде бал правили разврат и мерзость. Были тут и вполне безобидные развлечения. В двух домах от меня, например, располагался клуб бинго,[7] куда только что прибыл головной отряд полка престарелых дам – почитательниц этой игры. Но грязь и мерзость были сутью Веселого Уголка, и страдания здесь перевешивали радость невинных развлечений.
