— Но, мистер Хельм…
— Быстрее, у меня нет времени на пустую болтовню.
Появились пристыженные официанты. На лицах застыло тоскливое выражение. Они что-то бурчали, удалось расслышать обрывок диалога:
— Выследил гад.
— Издевается старый козёл, продыху не даёт.
Они прошли мимо, я усмехнулся. Должно быть, парни те ещё лодыри.
— Пройдёмте в кабинет, — сказал подошедший коротышка.
Он поспешил по коридору, я поплёлся за ним, чувствуя, что потерял форму. Мне было не угнаться: коротышка так быстро перебирал ногами, что оставил меня далеко позади. За то время, что я потратил на дорогу, он мог бы трижды обежать вокруг света.
Его кабинет был намного больше, чем мой. Будь у меня такой, умер бы от счастья. В центре располагался длиннющий стол с лакированной поверхностью, в виде большой буквы «Т», по бокам приставлены массивные стулья с бархатными спинками синего цвета. Ещё один ряд точно таких же стульев выстроился вдоль правой стены кабинета. Над ними висел детально прорисованный план заведения. На противоположной стороне вытянулись дорогие кожаные диваны с мягкими подушками.
— Недурно, — возвестил я. — С удовольствием бы сюда переехал.
— За всё приходится платить испорченными нервами и здоровьем, — вздохнул администратор. — У меня начали выпадать волосы, болеть голова, а вместо снов вижу одни кошмары.
— Зато мой офис — это кошмар наяву, — хмыкнул я, бесцеремонно присаживаясь на ближайший стул. — Махнёмся не глядя?
Вместо ответа администратор водрузился во главе стола, зачем-то покрутил в руках перекидной календарь, потом положил обратно.
— Могу я узнать ваше имя и должность? — спросил он.
— Можете. Гэбрил, сержант Гэбрил.
Я не погрешил против истины, правда, не стал уточнять, что это армейское звание, в котором уволился в запас.
— Спрашивайте, сержант, — нервозно сказал администратор. Он мечтал от меня избавиться.
— Что вы знаете об убийстве?
— Лично я — ничего. Меня не было в зале, могу только сослаться на показания с чужих слов. Вас это устроит?
— Вполне, — глубокомысленно изрёк я.
— Мэр города оказал нам большую честь, выбрав «Порт Либеро», чтобы отметить помолвку дочери. Мы постарались не ударить в грязь лицом: составили отменное меню, позаботились о развлекательной программе, пригласили лучших артистов. Думаю, если бы не убийство, всё прошло бы на высочайшем уровне.
— Я слышал, что майор сидел за одним столиком с супружеской четой Крокетов и их секретарём.
— Верно.
— Кто из официантов обслуживал их столик?
— Фероз. Отличный вышколенный официант, лучший из лучших. Когда у нас такие клиенты, как Крокеты, мы стараемся предвидеть любые капризы.
— А Хэмптон каким образом в их компанию затесался? Не такая уж большая птица, чтобы с миллионерами хороводы водить.
— Он давний знакомый семьи. Крокеты попросили, чтобы они сидели вместе. Мы с радостью пошли навстречу.
— И что, никто не увидел, как произошло убийство? — недоверчиво спросил я.
— Почему не видел? Видел, — уверенно заявил администратор.
— Да? — удивился я. — И кто же этот счастливчик?
— Вальехо, наш фокусник. Он всё видел, — торжественно объявил собеседник.
в которой я сталкиваюсь с искусством иллюзий.
Надо же, а Рейли и Колман в один голос говорили, что свидетелей нет. Сообщённые администратором сведения стали неожиданной новостью. Пришлось потрудиться, чтобы мимикой не выдать неосведомлённости. Не стоило показывать замешательство: не хватало, чтобы собеседник чего-то заподозрил. Раз уж считает меня полицейским чиновником, пускай и впредь пребывает в сём заблуждении.
— Вальехо, кхм… — Я намеренно сделал паузу, и администратор, не заметив подвоха, угодливо продолжил:
— Да-да, Вальехо как раз выступал на сцене во время убийства. Знаете, он умеет вытворять такие трюки, что публика просто не в состоянии оторвать глаз от сцены. Я безумно рад, что мы заключили с ним долгосрочный контракт.
— Замечательно. Значит ли это, что смогу с ним поговорить?
— Минуточку. — Администратор полистал в записной книжке, скорее для видимости, вряд ли он не знал таких вещей наизусть. — Ага, сегодня у него выступление. Он приедет где-то через двадцать минут, чтобы подготовиться. Могу провести вас к гримёрке.
— Я как раз собирался просить об этом. А тот официант, Фероз, — он как, свободен?
— Что вы, — всплеснул руками администратор. — У нас сегодня уважаемые гости. Мои люди сбились с ног.
Я хмыкнул, вспомнив двух незадачливых официантов, встреченных недавно, и улыбнулся: они не производили впечатления взмыленных лошадей. Собеседник правильно истолковал улыбку и решил восстановить репутацию заведения:
— Те двое — лодыри и будут наказаны. Можете не сомневаться.
— Да мне собственно всё равно, я им деньги не плачу. Поступайте как хотите. Однако я настаиваю на встрече с Ферозом, обещаю, что долго не задержу. В противном случае буду считать, что вы препятствуете расследованию.
Я блефовал, но весьма удачно. Полицию не любят, да собственно копы на любовь и не напрашиваются, главное, чтобы побаивались, так что угроза возымела действие. Перепуганный администратор, даже не представляющий, что может произойти за препятствие следствию, закудахтал, обещая доставить Фероза за долю секунды. Я решил ослабить удавку:
— Ничего страшного, навещу его после встречи с вашим фокусником.
— Не забудьте упомянуть вашему начальству, что я во всём шёл вам навстречу, — не преминул вылезти администратор.
Ох уж эта человеческая натура.
— Непременно, — кивнул я. Приятно чувствовать себя важной птицей.
Стелившийся ковром администратор лично проводил до дверей гримёрки. Я постучал и, дождавшись ответа, вошёл.
Внутри была обычная артистическая уборная — большое зеркало с мутными разводами по краям, платяной шкаф, с трудом вмещающий несметное количество театральных костюмов, столик, заставленный непонятного назначения предметами. В плохо проветренном помещении пахло нафталином, пудрой и ещё какой-то дрянью, вызывающей желание зажать нос, чтобы не чихнуть. Влажной уборки грубые дощатые полы (вот так фешенебельное заведение!) не знали лет десять. Стены обклеены афишами, большинство из которых успело выцвести и пожелтеть, на побеленном потолке мутные разводы. За трюмо сидел, накладывая грим, сухощавый человек с зализанными волосами чёрного цвета, скорее всего крашеными.
Он обернулся, и я увидел живые выразительные глаза с какой-то сардонической усмешкой и в то же время с ярко выраженной грустью.
