– Вот в результате он и рванул в Палестину! – не переставая играть, объявил Вильям под хохот слушателей. – Тут должен быть ещё куплет, но я его пока не придумал. В общем, его там поймали.
– Кто поймал? Драконы? – выкрикнул кто-то.
– Да нет, сарацины!
Он, правда, долго отбивался
И матом яростно ругался,
Но сарацинские ребята
Не знали аглицкаго мата!
В глуши, во мраке заточенья,
Он ел вишнёвое варенье
И косточками в тех плевал,
Кто дверь темницы открывал!
Лютня тренькнула в последний раз, Вилли с достоинством поклонился, забросил её за спину и, спрыгнув с бочки, деловито направился прочь.
– Эй, рифмач! – окликнули его. – А дальше-то чего?
Вилли обернулся на ходу и картинно развёл руками:
– Не обессудьте, господа хорошие, а только больше нету. Как-нибудь в другой раз… Пошли, Тил, и так задержались.
– А кто задержал-то! – проворчал тот. – Ишь, распелся… певчий дрозд.
– Певчий дрозд? – задумался Вильям. – Зингдроссель… Гм. Не так уж плохо.
– О чём это ты?
– Поэту нужно звучное имя, чтобы помнили. Вальтер фон дер Фогельвейде, например, или…
– Да ну, слюнтяйство какое-то, – скривился Телли. – Все эти пташки, лютики-цветочки. Прозвище должно быть острое и чтобы в точку, как стрела, как удар копья.
– Удар копья… удар копья… – пробормотал Вильям и потёр подбородок. – А что, ничего. Пожалуй. я над этим подумаю.
Они прошли ещё немного, повернули раз, другой, и перед ними в полный рост встала Толстая Берта – широченная груда замшелого камня, некогда – сердце старой крепости.
Если верить Рудольфу.
***
– Эй, постойте!
Телли вздрогнул от окрика и невольно втянул голову в плечи. Вильям недоуменно заоглядывался.
– Тил, погоди… – кричавший поравнялся с ними и Телли с облегчением признал в нем Румпеля.
– А, Ру… э-э… здорово, Макс.
– Здорово, Тил, – Щербатый перешел на шаг. – А я смотрю – ты или не ты, а потом смотрю – вроде, ты, только волосы покрасил… Ты что тут делаешь?
Телли мысленно выругался. Если Румпель увяжется за ними, оделаться от него будет почти невозможно. Врать, однако, не хотелось, оставалось только надеяться, что слухи о его похождениях до Макса еще не дошли.
– Башню посмотреть хотели, – буркнул он.
– Берту? – Макс посмотрел на возвышавшуюся перед ним громадину и почесал нос. – На хрена?
– Ну… – Тил замялся. – Просто посмотреть.
– А чё там смотреть-то?
– Да я ж тут не был никогда, а ты сам зазывал…
Макс покосился на Вильяма и понизил голос:
– Слышь, а этот с тобой?
– Угу.
В разговоре возникла неловкая пауза.
– Пойти, что ли, с вами? – задумчиво проговорил Макс.
– Да мы уж сами как-нибудь…
– Да ну, ещё заблудитесь, – хихикнул тот и махнул рукой: – Идёмте!
Телли не нашёлся, что на это возразить, и лишь кивнул в ответ, после чего все трое направились к башне.
Даже сейчас, спустя столько лет, старая башня внушала невольное уважение. Это было огромное круглое строение, почти одинаковое по ширине и высоте, с плоской вершиной и мощным талусом[7]. По краю башенной площадки шли широкие зубцы, спускавшиеся вниз на клин едва ли не до середины башни, часть из них была побита и разрушена. Везде виднелись прорези бойниц, а в направлении на юг зиял полукруглый провал входа. Ведущая к нему вдоль стены узкая лестница заметно отличалась от самой башни цветом камня и аккуратностью кладки. Похоже было, что Толстую Берту и впрямь воздвигли для круговой обороны и только после приспособили под городскую башню. Дома к ней подступали едва ли не вплотную, но башня, возведённая на круглом холме, нисколько не терялась среди них, наоборот – стояла гордо и величественно. Поражали размеры каменных блоков – иной был больше взрослого человека, стены возле входа достигали в толщину пяти локтей. Нижний ярус был заполнен камнем, далее вздымалась сложная система лиственничных балок и распорок, потемневших от времени и местами обгоревших. Стражу здесь не выставляли – поскольку в башне не было ворот, нечего было и стеречь, а так как с этой стороны врагов не ждали, то и в дозоре не было нужды.
– Это самая большая башня в Лиссе, – похвастался Макс. – Больше даже Вавилонской.
– Не хотел бы я тут оказаться во время осады, – задумчиво проговорил Телли, оглядываясь. – Если эти деревяшки загорятся, испечёшься не хуже поросёнка в печке.
– Камень в старину был дорог, – сказал Вильям и постучал по балке. – Дерево размачивали, пропитывали особым составом… Видишь? Обугливается, но не горит. А сквозь такую стену попробуй пробейся. Разве только греческим огнём.
– А это что?
– Такая штука из земляного масла, серы и смолы.
Телли представил, как пылающая смесь стекает вниз по лестницам и балкам, и содрогнулся. Если судить по их забавам, весёлые ребята были эти греки… Мелькнула мысль, не рассказать ли Максу о подземном ходе. Тил поразмыслил и решил пока об этом помолчать.
– А подвал тут есть? – спросил он вместо этого.
– Конечно! – оживился тот. – Но только там темно.
– Ну, это не беда.
Приятели достали припасённые загодя свечи и осторожно двинулись вниз.
Когда-то этот замковый донжон был рассчитан на долгую осаду – в обширных подвалах хранился провиант, а в центре был вырыт колодец, уходящий глубоко под холм. Ещё не так давно окрестные жители брали из него воду, но вскоре водовозы снизили расценки, и колодец захирел. Цепь сняли и приспособили для других нужд, осталась только каменная горловина и установленный над нею барабан с тележным колесом. Телли наклонился над провалом и посветил свечой. Мрак был непрогляден, как разлитые чернила. Вильям нашарил под ногами камешек и бросил вниз. Тот долго падал, сухо щёлкая о стены, покуда из глубин колодца не донёсся еле слышный плеск.
Все трое переглянулись.
– Тут глубоко? – спросил поэт.
– Черт его знает… – Макс пожал плечами. – Я не лазил. Вот Отто, говорит, спускался по веревке до воды. Идёмте лучше темницы посмотрим.
Шаг за шагом они осмотрели все помещения внизу. Их было восемнадцать – коридоры, комнаты, ниши, закутки и казематы всевозможных форм и размеров. Одни из них служили кладовыми, в других, должно быть, отдыхала стража, в третьих действительно содержали узников – там до сих пор торчали вмурованные в стену железные кольца. Если где-то были двери, их давно уже растащили. Цемент между камнями отсырел и крошился. Толстой Берты уже много лет, а может быть, веков, не касались ни каменщиков мастерок, ни плотницкое долото. По мере сил скрывая от Макса свои поиски, Телли и Вильям осмотрели стены там, куда смог дотянуться свет свечи, и наконец, все в паутине и в пыли, направились наверх. Макс уже выбрался и Вилли чуть замедлил шаг.