- Ваше Величество, - вперед вышел самый смелый. Что закономерно, он был еще и самым молодым. - Мы в вашем полном распоряжении.
Император поднял голову и взглядом смерил юношу. Тот поежился и невольно сделал шаг назад. Настоящий ужас сковал его душу, лишь один взгляд он бросил на исполинский меч.
- Ты, - все так же скучающе произнес Константин. - Как зовут?
- Мигель Гарсиа, Ваше Величество, - поклонился молодой мужчина. - Граф Д"Морро.
- Хорошо, граф Д"Морро, передайте двору сообщение.
Мужчина немного ошалел, а потом, рискнув, непонимающе спросил:
- Какое сообщение, мой господин?
- Вот это.
Константин, не поднимаясь с трона, схватил огромный клинок и лишь одной рукой и широко взмахнул им. Гарсиа обдало холодом, будто его коснулось дыхание Седого Жнеца. Сперва он не понимал, что произошло, но потом ощутил как-то странный, стальной привкус на губах, а воздухе почуял неподдельную вонь.
Граф уже собирался отпрыгнуть, или может отбежать в сторону, но, поскользнувшись, с трудом удержал равновесие. Мигель, уже разогнувшись, все же взглянул на то, что чуть не привело к конфузу на глазах императора. Темные боги, лучше бы он никогда этого не делал. Лучше бы он и вовсе никогда не вступал в совет. Картина, представшая его взгляду, будет преследовать графа не только всю жизнь, но, он был уверен, и после смерти тоже.
Весь пол был залит вязкой, алой жидкостью, которую просто нельзя было не узнать. Тронный зал оказался залит кровью. Гарсиа, бледнея лицом, обернулся к дверям и не сумел сдержать рвотного позыва. Шестьдесят четыре человека превратились в бесформенную кучу, перемешанную из костей, рассеченных конечностей, вывороченных наружу внутренностей и целого потопа из крови. Без сомнения, все они были мертвы. Мигель, против воли, но все же искал хотя бы одно "целое" лицо, но не находил даже этого. Складывалось такое впечатление, будто каждого члена совета пропустили через огромную яйце-резку, нашинковавшую его ровными ломтиками.
- Передай двору, что в этой стране лишь один Правитель, - все так же скучающе произнес Константин. - Любого, кто думает иначе, я заставлю ответить за измену.
Из зала выбегал человек, с ног до головы забрызганный кровью, он сверкал абсолютной седой, даже белой шевелюрой. Камердинер, проводив его взглядом, позвал уборщиков и закрыл двери. Там, в сгущающейся тьме, неподвижно сидел император, сжимая рукой клинок, сотканный из мрака.
Тим Ройс
Немного непривычно было стоять на плацу в полном одиночестве. Не было слышно тяжелых вздохов, таких, которые раздаются, когда мышцы уже давно отказали, но ты все равно выполняешь подход. Почти ничего не чувствуя, не видя, за какой-то гранью боли, но все же выполняешь. Не было слышно и стука падающего тела, обязательно следующего за этим вздохом.
Удивительно не правдоподобно было наблюдать за безжизненной площадкой, где единственным звуком был лишь звон клинков, висевших на стенде. А из компании - лишь подобие чаек, усевшихся на стене и неотрывно глядящих на меня своими черными бусинами, заменившими им глаза.
- Кыш, - взмахнул я руками.
Птицы, будь я проклят, посмотрели на меня как на идиота, потом переглянулись и взмыли в воздух. Теперь я определенно остался в полном и бесповоротном одиночестве. Но на всякий случай я все же огляделся. Наверно, так делает каждый, кто еще недавно был окружен людьми, а теперь остался один, в ранее оживленном месте.
- Эх, жизнь моя жестянка, - прокряхтел я, взлетая на стену.
Сегодня было прекрасное утро. Там, на востоке, просыпалось солнце. Оно нежно ласкало небо, словно вгоняя его в краску и заставляя отступать ночную черноту и утренний сумрак. Ветер был свеж и бодрящ, принося с собой столь долгожданную прохладу, действующую ничуть не хуже ледяного душа. Хотя, если честно, здесь и не было ни какого другого душа, кроме ледяного. Именно поэтому я, словно новобранец призывник, щеголял бритой головой. Кому понравится из-за такого душа, обзавестись в голове непрошенными жителями. А я, после ползанья по пещерам Харупуда, не собирался больше позволять использовать свое тело в качестве транспорта и кормушки для всяких паразитов и букашек.
Прикрыв глаза, я прислушался. Ветер откликнулся сразу. Он вновь рассказывал мне истории. Порой они были чудесными и волшебными, порой столь обыденными, что от этого становилось грустно. Иногда я просил ветер рассказать мне о друзьях, и тогда он приносил мне вести о Нейле и Молчуне, которые с головой ушли в заботы о новорожденном ребенке.
Иногда он мне нашептывал шутливые истории про Руста и Младшего, которые что не день, то цапаются с женами, но к вечеру у них всегда идиллия и уют в доме. Рассказывал об их детях, которые настолько непоседливы, что вскоре у моих товарищей может добавиться седых волос в голове.
Шептал он и Старшем, жена которого не долго ждала и тоже обзавелась животиком. Мои друзья даже шутили, что скоро "Пробитый Золотой" соберётся вновь. Но на этот он будет ходить под парусами, грозя торговцам наточенным клинком. И вместо Старшего, Младшего, Щуплого, Молчуна, Колдуньи, Ушастого, Принца и Зануды, будут звучать имена - Гектор, Артур, Мария и Дайлин. И сложат барды песни о лихой команде пиратов, перед которой не устоял ни один королевский фрегат.
Частенько я просил ветер рассказать мне о Рыжем и компании, но тот всегда возвращался с "пустыми руками". Наверно ушлые аристократы озаботились какой-нибудь мудреной магической защитой и мой собеседник и товарищ не мог их отыскать. Что ж, думаю и у них все хорошо. Наверно уже вернулись в столицу и Константин устраивает им знатный разнос на тему - почему не доставили изменника, Тима эл Гериот.
О Константине я тоже спрашивал, но ветер даже не летел к нему - он боялся. Глупо наверно, но Императора почему-то боялась сама стихия. Я не хотел думать над ответом, так как все еще был глубоко наивен и отказывался поверить в то, во что было необходимо верить.
Так протекали дни, неспешно сменяя один другого. Ничем не отличаясь, ничего не предвещая, они текли степенно и спокойно, отмеряя неведомое мне расстояние. Каждый день начинался с побудки, завтрака в огромной, но пустой столовой, потом недлинный путь по извилистым коридором, где мне изредка чудились призраки. А там - стена и разговоры с ветром. Порой я даже засыпал на ней, свешиваясь половиной тела к бездонной пропасти. Меня это не пугало. Нет-нет, это совсем не бахвальство и пустое хвастовство, просто я действительно не испытывал страха. Иногда мне даже казалось, что я и вовсе утратил это чувство - страха, но потом я вовремя вспоминал выученный урок и принимал реальность такой, каковой она была.
