В который уже раз Бера будила кота, бесцеремонно ввалившись в комнату:
— Вставай, пьяница. Проспишь все на свете. Ночью прискакал Эд.
— Когда? — подскочил кот.
— Под утро. Поспал немного и умчался к Шаку. Пелинор велел и тебе собираться. Вы с ним едете на другой участок. Граница зашевелилась.
Эрики нигде не было видно. Тихонько встала, сообразил Саня, и ушла. Бера, отгрохотав, тоже убралась. Саня побежал мыться.
От его прежней одежды остались только сапоги. Все остальное исчезло. Вместо привычной грубой рубахи пришлось натягивать ослепительно белую и тонкую, того самого сервезского полотна. Только без кружев. Правильно, не ровен час, когтем зацепит. Поверх — удобный легкий кафтан. Штаны — класс! Мягкие, прочные. О кусты не порвешь, и ногу выше уха задрать можно. Саня мимоходом глянул в зеркало. Н-да. Оказывается, хорошая одежда не только на собаке, но и на коте — очень даже ничего сидит. На обшлагах и по вороту куртки шел гладкий красный кант. На груди черным по черному — шелковая вышивка. Воротник и манжеты светились белизной. И над всем этим — кудлатая, — во все стороны торчком, — три дня не чесаная голова.
У Эрики нашлась и расческа и хитрое, тянучее колечко, собрать волосы в хвост. Саня еще раз глянул на себя в зеркало и ей-ей не узнал. Под волосами открылся чистый высокий лоб. От переносицы расходились прямые черные брови. Светлые глаза смотрели ипытующе. Отвердели мягкие губы. Упрямо выдвинулся вперед квадратный подбородок.
На него из серебристой глубины смотрел какой-то иной Санька: и тот, который страшно гордился собой, убив первую многоножку; и тот, который гонялся за девчонкой Лилькой по лунной дорожке; и тот, который крался в траве за притаившимся цыганом. И новый.
В дверь стукнули, кот отвернулся от поморочной зеркальной глубины и пошел.
Во дворе под седлами топтались полтора десятка коней. Люди заканчивали сборы. Все в броне. Саня надевать кольчугу отказался, рассудив, что всегда успеется. На крыльцо вышел Пелинор, отозвал его в сторону, доверительно зашептал:
— Пройдешь до границы с Белой Пустыней. Там пока было тихо, но ты посматривай. Да людей сильно не пугай. У меня там только-только два хутора заселились.
— А вы?
— Мы сначала с тобой, потом поворачиваем на запад. Посмотрим, в самом деле граница зашевелилась, или сосед какую пакость устроил. Эд с Шаком там. Я тебя не стал поднимать до света. Рассудил: ты мне в другом месте понадобишься.
— Что мне делать?
— Смотреть! Если какие проблемы, отправляй голубя.
Не очень заботясь о том, как выглядит со стороны, Саня подвел коня к колоде, и с нее вскарабкался в седло. На фига Пелинор дал ему такую высоченную скотину? Его прежний конь был пониже и нравом добрый. Это сразу начал бить задними ногами и прижимать уши. Саня сдавил ему бока коленями. Конь заплясал, оскалил зубы, и боком пошел в ворота. Отряд двинулся следом.
Эд
Внутренняя граница Пелиноровых владений являлась полосой из жуткого нагромождения непроходимых скальных массивов, вокруг которых пузырились топи или мок заболоченный лес. За трясиной, которая в самом узком месте имела километров пятнадцать, лежал герцогский домен. Но трудность форсирования внутренней границы определялась отнюдь не ландшафтом. В иных местах, соберись ты с силами, имей много времени и людей, попотев, можно было перебраться с одной стороны на другую. Однако! Штурмуй их хоть год, хоть три, — построй дороги, замости болота, — все равно не пройдешь. Объяснить сие никто не мог. И домен и пограничье к такой странности давно привыкли, пользуясь для сношений редкими, неудобными и труднопроходимыми сквозными зонами.
И по ним армия, имеющая кучу хитрых инженерных прибамбасов, опять же, попотев, могла проникнуть в пограничье. Но, с некоторых пор всяческие технические новшества в герцогстве были запрещены к применению, а уже построенные, находились под неусыпным наблюдением легатов Клира. Влад поведал, что при малейшем удобном случае техника уничтожалось.
Так вывалишься в домен, — прикинул Эд, — глядь, а вместо часов ходиков, к коим все давно привыкли и за технику их вообще не почитали, на центральной площади пред герцогским дворцом капает древняя клепсидра. Это — чтобы господину из окошка было видно который час. А по долам и весям вообще петухи время объявляют.
Зачем Его Подлой Светлости это понадобилось? Вопрос вопросов. Поймешь, во имя чего твой враг предпринимает те или иные шаги, считай, разгадал большую часть его стратегических, да и тактических хитростей. Ну, зачем уничтожать культуру — понятно. Завяжи человеку глаза, ткни мордой в землю, держи при этом над головой топор, что останется? Правильно — пахать, то есть исполнять от века данное право, работать на господина. Но искоренять техническую мысль… Стоп! Помнится, отец тоже имел претензии к прогрессу. Получается, что нынешний герцог вполне последователен в своих устремлениях. Принося клятву на верность народу, он так и сказал: буду, мол, продолжать линию, погибшего безвременной смертью, дорогого и незабвенного герцога нашего.
Интересно, вошли войска в Камишер или так и топчутся на границе? Тамошние ушлые жители могли не только палочником свои рубежи запереть. Санька как-то говорил, что не всякая, просочившаяся из Дебрей нечисть, уничтожалась. Иных зверюшек камишерцы ловили и приручали.
Выстави они, к примеру, против регулярной армии пару обученных многоножек, солдатики разбегутся, никакими приказами ни тайными, ни явными не удержишь.
Лошадь и так не очень торопилась, а тут совсем встала. Наученный уже кое-каким опытом Эд, не стал понукать. Постоим, посмотрим. Тем временем подтянутся спутники.
Отправляя Дайрена на внутренний рубеж, Пелинор отрядил с ним троих здоровенных неразговорчивых мужиков на битюгах. Вперед парни не рвались, редкие просьбы и распоряжения Эда выполняли неукоснительно. Вообще мало досаждали своим присутствием. Зато с самого начала предупредили: дорога пойдет по исконным медвежьим угодьям. Дескать, не рыпайтесь, господин.
Впереди, шагах в тридцати, затрещали кусты. Из них на густо заросшую дорогу друг за другом выкатились два медвежонка. Следом степенно вышла бурая матушка. Медведица постояла, помыргала на Эда маленькими глазками и, переваливаясь, двинулась вдоль колеи. Медвежата сцепились между собой, не поделив что-то свое, детское. Мать, рыкнув, призвала их к порядку. Те недовольно потявкали, но покатились за родительницей. Вскоре семья нашла удобный проход, перевалила дорогу и затрещала кустами на той стороне.
Интересно, медведица только за рубежом присматривает, или за мной тоже, — прикинул Эд. Что люди присматривают — понятно. Никогда бы Влад не отпустил его странствовать по своим землям без сопровождения. Почувствовал князь Пелинор, что Эд вот-вот сорвется в разведку, и предусмотрительно сам его отправил. Со всем почтением и со всяческим присмотром.
А необходимость осмотреться действительно назрела. Пора было уходить из крепости Большого Влада. Чем дольше они гостили у радушного медведя, тем Эду становилось тревожнее.
И не в том дело, что едва не каждый вечер напивавшийся Шак хватал Дайрена за манишку и тряс: "Что нас гонит?!" Это — ничего. Видели, чуяли и на зуб пробовали. Рано или поздно Шак сам начнет голодными глазами смотреть за крепостную стену, да бегать каждый день на конюшню, проверяя, как там его лошади. Не в Шаке дело. Дело в котейке.
Ах, ты наш серенький, ах, ты наш мяконький. У Пелинора каждый раз рожа расплывается, как посмотрит на парочку медведица — котик. И ладно бы о счастье единственной племянницы заботился, о себе больше. Санька ему НУЖЕН. До зарезу, до жуткого зубовного скрежета. Так нужен, что Пелинор, пожалуй, ни перед чем не остановится.
Кончился глухой лесной участок. Дорога больше похожая на зеленый тоннель вылилась в обширную поляну. Справа тоненькой полоской чернел дальний лес. Слева зеркалом стояло болотное озеро, как стол букетами, украшенное кудрявыми островами. Судя по описанию, они подошли к единственному месту, откуда можно было относительно просто переправиться на герцогскую сторону: сколотить два широких плота и загнать на них повозки. Между островами они проползут. Другое дело: где чалиться на том берегу.
Пелинор либо отмалчивался, либо отделывался общими фразами. Эд подозревал, что владетельный синьор укажет верное место, только в обмен на согласие кота, остаться в медвежьем семействе, то есть — в обмен на Саньку.
Эх, котейка, не подведи! Подумай, зачем тебе эта рыжая. Ты ведь ее не любишь. А судя по всему, парень, ты, подверженный чистым душевным порывам. Как жить-то будешь с нелюбимой? Богатство, покой и безопасность с овчинку покажутся.
— К воде спускаться будем? — Спросил у Эда, подъехавший стражник.
