Она хотела утонуть.
Теренея ничего не сказала, когда она начертила спираль на стене возле кровати. Теперь им предстояло жить в этой крошечной камере. В тюрьме. Вестания не то чтобы возражала, ей просто хотелось, чтобы её оставили одну хоть на какое-то время.
И она уносилась вслед за завитками. Далеко. Очень-очень далеко. Только вот её пугали чёрные пятна на её воспоминаниях, за которыми она не могла рассмотреть отдельные эпизоды своей жизни.
Вестания говорила со многими людьми, она спрашивала у подруг в школе, у мамы и у сестры. Все они с уверенностью заявляли, что помнят своё детство, может, не очень хорошо, но точно помнят. У всех был свой возраст, с которого начинались воспоминания об отдельных сценах из детства. У большинства — очень смутные картинки того, что происходило с ними в возрасте около пяти лет. Некоторые уверенно твердили, что помнят что-то обрывочное с ещё более раннего возраста. Теренея, например, утверждала, что помнит лицо отца, помнит их прогулку в парке, помнит, что было лето и солнце очень-очень ярко слепило ей в глаза. Вестания не верила ей, сестре было три года, когда он их бросил. Сама она, сколько ни пыталась, не могла откопать в голове ни единого образа, связанного с отцом. Все фотографии и личные вещи, все истории ушли из их семьи вместе с ним. Мама никогда не говорила о нём. Ни плохого, ни хорошего, и отказывалась называть его имя, сколько и как бы упорно они не просили об этом. Иногда девочки получали подарки от него, но Вестания понимала, что их отсылает мать. Как-то раз она застала её за этим и очень сильно обиделась. Мама взяла с неё обещание не рассказывать сестре. Она сдержала слово.
Некоторые воспоминания были очень яркими, но сравнительно недавние. Она очень хорошо помнила последнее лето до конца света. Примерно 700 дней назад. Ей тогда было пятнадцать, а Теренее десять. Сложно было поверить, что прошло уже два года. А конец света, который все предвещали, так и не приходил. Вернее, он не заканчивался, он тянулся и длился, монотонно и протяжно, постепенно лишая людей надежды на будущее. Затяжная зима длилась уже 520 дней, а ничего тотального, что могло бы разом подвести нужные итоги, всё не случалось.
То последнее лето было тёплым и не жарким, словно погода хотела дать им насладиться напоследок. Вестания уже тогда понимала, что с ней что-то не то. Наверное, она всегда знала об этом, но в то время не придавала своим ощущениям такое большое значение. Тогда ещё не было спирали, которую она использовала как проводника между собой и своим прошлым. Она помнила, что встречалась с парнем из своей школы. Его звали Эллин, и они были счастливы. Теперь Вестания понимала, какой глупой она тогда была. Они хотели пожениться, когда Вестания станет совершеннолетней и переехать в Сердцевину. Потом он бы устроился на работу, стал бы машинистом «Харона», а Вестания, может быть, была бы кассиршей на вокзале Сциллы. И тогда им бы удалось вместе накопить много денег и переехать в Истому, где они бы счастливо жили до конца своих дней и растили детей. Тогда будущее виделось ей именно таким. Глупые мечты маленькой наивной девочки. На самом деле Вестания всегда понимала, что они не любят друг друга тем высоким чувством, что испытывали персонажи в книгах, которые она читала. Их взаимоотношения больше напоминали игру в дочки-матери. Они начали встречаться, потому что все встречались друг с другом в шестнадцать лет. Они говорили друг другу всякие глупости, строили планы на будущее и целовались, потому что так было принято делать в жизни, что была до конца света. Она отдала Эллину свою невинность, как поступали и другие девушки с другими парнями. И тогда Вестании казалось, что так и должно быть в реальности, а не в книгах, что это и есть любовь между двумя людьми.
Всё разрушилось в первый день после конца отсчёта. Настал конец всему: мечтам, планам, лету, надежде, их любви и её детству. Вестания не помнила ничего лёгкого и светлого после того, как начался конец света. Лишь монотонную пустоту. Родители Эллина и он сам переехали в Харибду в первые дни этой новой роковой эпохи. В день их разлуки не было ни поцелуев, ни слёз, ни клятв в вечной любви, как не осталось в мире больше ни тепла, ни горечи, ни вечности. Они просто пожелали друг другу удачи, оба слишком хорошо понимая, что ни одна удача им уже не сможет помочь.
Вестания помнила, что это и был первый день, когда она серьёзно задумалась о спирали. Она ещё не рисовала её тогда снова и снова, даже на полях школьной тетради. Она просто представила эти ровные плавные дуги, постепенно сужающиеся в крошечную точку, они несли в себе столько неподвластной истины, что заставляли её сердце трепетать.
Потом, пока она ещё ходила в школу, она рисовала их на листе, задумчиво слушая объяснения учителей. Непроизвольно, сама не задумываясь, зачем это делает. Со временем спиралей становилось всё больше. Они появлялись на окнах вагонов «Харона», на запотевшем зеркале в ванной комнате, потом Вестания стала рисовать их специально и разглядывать эти причудливые завитки, пытаясь понять, что они могли обозначать. Один раз в школе она сама не поняла, как это произошло, но она решала пример по математике, поставила цифру 9 и очнулась лишь тогда, когда дуга обвила девятку четыре раза, превратив её в новую спираль. Так она стала зависимой от этих спиралей настолько, что уже не представляла себя без них.
До двенадцати лет ей казалось, что всё ещё впереди, а поиск своего места в мире зачастую занимает у людей полжизни. Потом она стала бояться этой пустоты, и одновременно с этим великое ничто сомкнуло свои воды над её головой. Она ожесточилась против реальности, которая пугала её, замкнувшись в своём сознании, в своём мировоззрении, без друзей и не желая иметь их, потому что не хотела и не могла ни с кем поделиться своими странными путаными мыслями, ибо слишком сильно боялась быть непонятой.
А потом Вестания шагнула в подростковый возраст, и этот опасный фундамент, который она выстроила в двенадцать лет, стал основой для очень непростого переходного возраста. И пусть её одиночество всё же сошло на нет — Вестания познакомилась с Тефией, такой же отрешённой и отчаянной, как и она сама, её новая подруга не могла помочь ей всплыть, выбраться из этой безнадёжной пустоты. Она лишь поспособствовала тому, что обида и слабость сменились цинизмом и гневом, с которыми пришла и сила. Вестания поддалась Тефии и вскоре поняла, что меняется. Не в лучшую сторону, но меняется. Чтобы построить новый дом, нужно сначала снести старый. Чтобы создать шедевр на бумаге, сначала срубаются многовековые деревья. Лишь из хаоса приходит порядок. Счастье не бывает без страданий, как и радуга без дождя. Они вдвоём с Тефией сбегали из дома, иногда проводя всю ночь, скитаясь по старым развалинам на Краю. Они выпивали и курили, когда удавалось найти деньги на алкоголь и сигареты. Они общались со своими сверстниками, теми, кто разделял это стремление сломать свою старую сущность, и они презирали тех, кто не понимал или был против такого желания.
Она отдавала себе отчёт и в том, что ни одно воспоминание о сестре никогда не приносило ей светлой радости. Она не помнила их совместных игр. Самой сильной эмоцией, которую Теренея пробуждала в Вестании, было раздражение, но по большей части — равнодушие. Она читала где-то давно в какой-то книге, что дети, рождённые слишком рано, вырастают самостоятельно, во-вторых же родители вкладывают всё своё свободное время и оставшиеся силы. Она прекрасно сознавала эту мысль, но отказывалась добровольно с ней смиряться. Осадок из прошлых обид, чёрная зависть по отношению к Теренее, маминой любимице, они всегда вызывали в Вестании гнев. Она помнила, как на стенах их крошечной кухни стали появляться детские рисунки сестры. Сначала совсем примитивные: хаотичные формы и линии, потом квадратные домики с солнышком в уголке листа, затем различные звери и птицы, потом и более замысловатые картинки. Теренея любила рисовать, она рисовала много, пусть и очень по-детски. Вестания привыкла думать, что у сестры не было настоящего таланта, да она и сама не хотела заниматься рисованием всерьёз. Тем не менее мама никогда не украшала стены рисунками старшей сестры. Возможно, что их было немного, Вестанию никогда не занимали детские игры, она всегда была слишком серьёзной и задумчивой, хотя так и не нашла занятия, что пришлось бы ей по душе. Ей хотелось вложить свои силы и усидчивость во что-то, но девочка не видела своего очевидного преимущества ни в спортивных играх, ни в творчестве, ни в рукоделии, ни в танцах, ни в музыке… ни в чём.
