Однако волновался фон Крисп напрасно. Едва Теллир повернулся на удобный угол, щелкнул замок арбалета, и тяжелый болт с треском пригвоздил его к воротам сарая. На лице эрмая проступило удивление, он посмотрел на торчавший из груди хвостовик болта, потом на оцепеневшего фон Криспа, решительно шагнул вперед и сдернул себя с железа. Однако второй болт отбросил его назад, прибив к воротам уже наверняка.
«Хорошо, что не в меня!» — успел подумать капитан. В следующее мгновение из-за угла выскочил эртадонт и, гавкнув по-собачьи, помчался прямо на него.
— Ну иди сюда, сволочь! Иди! — закричал фон Крисп, стараясь подавить страх. Он выхватил меч, левой рукой высвободил из-под камзола заветный свиток и выставил его, словно кинжал.
Привязанный мардиганец жалобно заржал и так дернул поводья, что старый столб накренился.
Мчавшийся на капитана эртадонт подпрыгнул, перелетел над фон Криспом и его поднятым мечом и легко приземлился на четыре лапы. Затем резко развернулся и, стуча когтями, понесся к мельнице, где прятался Ханс.
Капитан поднял глаза к окну и мгновенно распластался в пыли. Болт просвистел совсем рядом и, выбив из стены сарая кусок камня, упал согнутый. Но в запасе у арбалетчика был еще один выстрел. Капитан уже представлял торжество в глазах Ханса, пожелавшего забрать все золото.
«О чем думает этот дурак, там же еще пятеро карсаматов и демон!»
Сделать заключительный выстрел по распластавшемуся на земле капитану Ханс не успел, краем глаза заметив опасность. Напоследок он дико взвыл, прежде чем метнувшийся к нему эртадонт снес арбалетчику голову.
Из рощи показались всадники, они еще не вполне поняли, что произошло, и пока шли на рысях. Однако их появление было для фон Криспа сейчас не главной проблемой — эртадонт сиганул из окна и на лету растопырил когти-лезвия.
Срезав мечом половину свитка, капитан махнул им, рассеивая в воздухе тонкую серебристую пыль, и отскочил в сторону.
Демон приземлился на две конечности и, бросившись на капитана, заработал лапами, словно боевая карусель. Но зацепить ненавистного врага не получалось — ослепленный порошком, эртадонт неверно определял расстояние.
Фон Крисп сменил позицию и выхватил кинжал. Демон снова атаковал, но промахнулся, а капитан выверенным ударом рубанул монстра по шее, намереваясь обезглавить его, однако лишь порезал. Из раны полилась густая зеленоватая кровь, от которой клинок меча сразу почернел.
Раненый демон бросился в атаку, однако фон Крисп нанес еще один удар, угадав в то же место. Ударил фонтан зеленой, задымившейся на воздухе крови, и умирающий монстр отчаянным броском все же сумел дотянуться до капитана.
Удар был касательным, однако острый коготь рассек мундир и полоснул по ребру. Капитан упал. Не собираясь сдаваться, он выставил перед собой меч и кинжал, но эртадонт завалился на бок и издох.
Фон Крисп тяжело перекатился на живот и, глядя сквозь пыльную пелену на несшихся во весь опор всадников, начал подниматься.
Они были совсем близко и уже заметили пригвожденное к воротам тело эрмая. Пять глоток исторгли такой нечеловеческий, наполненный искренней болью вопль, что для капитана это стало неожиданностью.
Прихрамывая, фон Крисп бросился к коню, но ему наперерез рванулся один из воинов. Засверкали кривые мечи, капитан замахнулся и левой рукой метнул кинжал.
— Эх-х!
Удар был силен, и карсаматский воин вылетел из седла, но гуира уже атаковал следующий. Капитан отскочил в сторону, успев подсечь мечом ноги степной лошадки. Она жалобно заржала и полетела через голову, увлекая и калеча всадника.
Несколько шагов до волнующегося мардиганца фон Крисп преодолел стиснув зубы, нанесенная демоном рана горела огнем. Вскочив на коня, он тут же сшибся с двумя кочевниками, одного удалось отогнать свирепым окриком и ложным замахом, второго он поразил ударом сверху — не защитил даже шлем, поскольку на рослом мардиганце строевой офицер возвышался среди карсаматов, словно боевая башня.
Уцелевшие кочевники опешили, ведь они презирали гуиров и считали их неспособными к открытому бою. Тем временем капитан дал коню шпоры, и мардиганец помчался прочь со двора. Упавший карсамат поймал осиротевшую лошадь, вскочил на нее, и трое кочевников с пронзительными воплями погнались за коварным гуиром.
Несмотря на маленький рост, степные лошадки стартовали очень резво. Прежде чем мардиганец набрал ход, передний карсамат сумел сократить дистанцию на бросок кинжала. У карсаматов не было луков, однако имелись арканы, которые они искусно бросали шагов на двадцать. Фон Крисп прижимался к шее мардиганца, чтобы его шею не захлестнули петлей.
Возле мельниц карсаматы наскочили на него сгоряча, однако теперь они были опасны, вытягиваясь в цепь и собираясь действовать наверняка.
Один поворот, другой, они пролетели мимо сидевшего на телеге испуганного мужика, в следующее мгновение скрывшегося в облаках белесой пыли. Вот и заветная роща, хорошо бы, в ней не оказалось других свидетелей. На поворотах степные лошадки еще сократили расстояние, и теперь капитан спиной чувствовал взгляд ближайшего кочевника, тот уже выбирал, куда ударит саблей.
Ещё рывок, и фон Крисп, держа на отлете почерневший меч, проскочил тот самый рубеж, за который не должны были пройти враги.
Он услышал свист подскочившей кованки и жалобным визг полетевшей через голову лошади. Ее наездник ударился о землю, сабля отлетела к обочине. Следом, один за другим, через кованку споткнулись еще двое всадников, последний пытался остановиться, но это лишь усугубило его положение: лошадь ударилась о проволоку боком и, падая, придавила собой наездника.
Капитан придержал мардиганца, развернулся и захохотал.
— Надо же — получилось!
Он подъехал ближе, наблюдая, как поднимаются и встряхивают гривами лошади, их порезанные кованкой ноги кровоточили. Один из карсаматов, тот, что падал вторым, бросился с саблей на фон Криспа, но тот смял его жестоким ударом сверху, даже не пытаясь прицелиться точнее.
С топором в руках появился Корнелий.
— Ну что смотришь? Кончай с ними, — сказал фон Крисп.
— Как прикажете, ваше благородие.
Слуга подошел к ушибленным кочевникам и добил короткими, расчетливыми ударами.
«Не все он рассказал о себе», — подумалось фон Крипсу. Впрочем, такой слуга ему и был нужен.
Покончив с наездниками, Корнелий ухитрился приманить их встревоженных лошадей.
— Что с ними делать, ваше благородие? — спросил он, собрав поводья в кулак.
— Кони заметные, если будут бегать — плохо.
