Подмастерье покосился на приятелей, взявшихся снова спорить о выпивке, и тихо вздохнул. Они уже знали наперед, что с ними случится. Хотя бы приблизительно. А вот его будущее пока скрыто туманом. Он совсем недавно попал в приют и еще не знал, что уготовано ему судьбой. Ему многому надо было научиться, чтобы считаться выпускником приюта. Только через пару лет станет понятно, пойдет ли он в жрецы, или повторит путь непоседливого Грендира. Скорее всего, его ждал вариант Килраса: захолустье, маленький городишко, старый покосившийся храм и седой старикашка жрец – склеротик и зануда. И серая беспросветная тоска. Хорошо бы, конечно, продвинуться – пойти в Храмовое Училище, в послушники. Пройти посвящение, стать жрецом, остаться в Таграме и отмолить все грехи рода. Но Фарах знал – это не его путь. Всем сердцем чувствовал, что так – не будет. Не видел он себя в роли Таграмского Жреца. Ну, никак не видел. В голове не укладывалось, что он будет вести службы, принимать подношения прихожан и взывать к Энканасу по просьбам горожан. Это – не его призвание. Вон Васка да Сасим, казалось, родились уже в багровой рясе и с молитвенником в руках. Серьезные и степенные, именно они должны были обращаться к Всеблагому с просьбами и мольбами. А Фарах… он не был уверен, что в праве возвышать свой голос и тревожить Бога Огня. Поначалу, во время молитв, обращаясь к Всеблагому, подмастерье трепетал как лист на ветру. Когда в ответ приходило тепло, как знак, что его голос замечен, Фарах едва не падал в обморок. Он боялся. До колик, до судорог, что Бог узнает его, – внука мятежного Тейрата, – и немедленно испепелит на месте. Позже, он понял, что не настолько силен, чтобы Всеблагой услышал именно его голос. Но если он станет жрецом… Тут то, возможно, Энканас и обратит на него свой пылающий божественный взор. И может быть, рассердиться на то, что такой негодяй как Фарах, обманывающий жрецов и друзей, посмел потревожить его. Нет. Это не его путь. Фарах не знал, что ему делать дальше. Это не его судьба. А спорить с судьбой… Меньше всего он хотел с ней спорить. Когда Фарах попал в приют, ему казалось что все несчастья позади. Что он нашел новый дом, новую семью, дорогу. Свою судьбу. Но теперь подмастерье вновь стоял на распутье и не знал – что делать.
– Эй! – Грендир толкнул в плечо задумавшегося Фараха. – Чего застыл, братишка?
– Да вот, задумался, – отозвался подмастерье. – О Састионе. Что же он все-таки хотел.
– Это. – Нахмурившись, произнес Килрас. – Может пойдем? Нехорошо.
– Ладно, ладно, – Грендир, скорчил недовольную гримасу. – С вами все одно не посидишь нормально. Один мыслитель, другой святоша и оба трусы. Ладно, пошли уж.
Он встал, нашарил на скамье серый приютский плащ и накинул на плечи. Фарах одним глотком прикончил остававшееся в кружке пиво и поморщился – на дне собрался неприятный осадок. Килрас допил остатки пива прямо из кувшина и даже не поморщился.
– Пошли, пошли, – поторопил друзей Грендир. – Сами рвались в приют, а теперь не шевелитесь…
Из кабачка выбрались с трудом. Народу становилось все больше. Школяры, уже прилично набравшиеся дешевого крепкого пива, так и норовили затеять ссору. В какой-то момент, Фарах подумал, что без драки не обойдется: двое щупленьких школяров вцепились в Грендира, отпустившего одну из своих шуточек, и стали тянуть его в разные стороны. Подмастерье уже приготовился пустить в ход кулаки, но в этот момент к Грендиру пробрался Килрас. Широким плечом кузнеца, он ловко оттеснил пьяных школяров, и вся троица смогла без проблем дойти до двери.
Улица встретила друзей легким морозцем и кристально чистым воздухом. И темнотой. Вечер разлился по Таграму густыми чернилами, а в высоте, над остроконечными крышами, проступили звезды. Фарах с наслаждением втянул носом свежий воздух и довольно крякнул. Выбравшись на улицу из душного кабака, он чувствовал себя заново родившимся. Грендир что-то недовольно буркнул, закутываясь в плащ, а Килрас закашлялся и пожелал Тайгрену жариться на сковороде Энканаса.
Друзья поднялись по каменным ступеням и выбрались на мостовую. Фарах задрал голову и задержался, рассматривая звезды. Ему нравилось смотреть на небо. Подмастерье вспоминал, как смотрел на звезды еще в Эшмине, когда и дед был жив, и он еще ничего не знал о Темных Жрецах, Сальстане, Таграме…
Грендир вдруг засуетился, заметался. Килрас прошипел – "прячься" и Фарах внезапно остался в одиночестве. Друзья испарились, словно их тут никогда и не было. Подмастерье оглянулся, ища причину их странного поведения, и тут же столкнулся нос к носу с Ламераносом, вырядившимся, по случаю мороза, в новый теплый плащ с меховой подбивкой.
От неожиданности Фарах попятился, а ученый прищурился, пытаясь понять, что происходит.
– Фарах! – сказал он, узнавая ученика. – О! Это ты! Как же я сразу тебя не узнал!
– Да, конечно. – Невпопад отозвался Фарах, лихорадочно соображая, чего бы такого соврать. Все-таки воспитанник и кабак – вещи не совместные, по мнению любого учителя. – Доброго вечера.
– Мальчик мой! Как хорошо, что я тебя встретил. Ты случайно не знаешь, где тут питейное заведение с броским названием "Совиное Урочище"?
Фарах, от удивления лишившись дара речи, молча ткнул в покосившуюся деревянную вывеску над ступенями, ведущими в подвал.
– И в самом деле. – Удивился Ламеранос и задумчиво коснулся бороды. – Как же я сразу не заметил.
– А зачем оно вам? – спросил Фарах и тут же пожалел об этом. Кто его тянул за язык!? А если Ламеранос спросит у него тоже самое?
– Да вот, – развел руками ученый. – Ищу своих помощников. В Университете мне сказали, что эти двое великовозрастных обалдуев затесались в компанию школяров, и отправились что-то отмечать в кабак. А мне они срочно нужны, чтобы приготовить все необходимое к завтрашнему докладу. А ты гуляешь?
– Да, – не моргнув глазом, соврал Фарах. – На звезды вот смотрю. Сегодня их хорошо видно.
– Как бы не так! – с жаром отозвался Ламеранос. – Проклятые смолокуры закоптили весь город. Теперь звезды очень плохо видно. Правда, думаю, к полуночи станет лучше. Ветер с севера, он быстро разгонит всю грязь скопившуюся над городом. Но все равно, наблюдать звезды лучше всего на природе, подальше от человеческих поселений. В них столько грязи, что даже воздух становится мутным.
Фарах кивал, делая вид, что понимает, о чем идет речь. Ламеранос остановился посреди фразы и строго глянул на воспитанника.
– Вот что, – сказал он. – Раз уж ты интересуешься звездами… Ты наверно, знаешь, что есть такая наука – астрономика?
Подмастерье отрицательно покачал головой. Он слышал вроде бы такое слово, но не знал, что есть наука с таким названием.
