— А какие твои?
— Мои? — улыбнулся я. — Ну. Если ты придешь в деревню, убьешь их стариков, мужей, юношей и безусых юнцов. Если изнасилуешь женщин и румяных девиц, а потом развесишь их трупы на дороге, устроив алею скорби. Если раскидаешь внутренности мертвых по кронам деревьев, приманивая стаи ворон. То ты поступил плохо. А если ты вышел против человека с мечом и победил его, ты поступил никак. Ты просто победил.
— Ты видел это да? Деревню…
— Да. Это было страшно и мерзко. Но еще страшнее от того, что в километре от нас стоял отряд солдат, вернувшегося из точно такой же деревни, только «вражеской», и получившей за это награду.
— Тогда в чем смысл?
— Смысл? — рассмеялся я. — Смысл в том, что сегодня ты спасла мне жизнь.
Кажется, я очень удивил Принцесску подобным заявлением. Она широко раскрыла в глаза, а потом отвернулась к костру.
— Я не подумала об этом, — приглушенно произнесла она, поправляя плед.
— А об этом и не надо думать, — я поднял саблю, сделал пару взмахов и довольный работой, загнал её в ножны. — Плохо или хорошо, убить или не убить, это из серии вопросов «зачем мы пришли в этот мир», «в чем смысл жизни». На них попросту нет ответа.
А костер все продолжал трещать, игриво отбрасывая сумрачные тени. Но не стоит вглядываться в них, всего пара мгновений и они обманут вас и завлекут в свои таинственные сети.
— Я видела твое лицо когда. Ты улыбался. Нет — скалился.
— Правда? — удивился я. — Наверно. Я не знаю. Как-то зеркала под рукой не оказалось.
— Тебе нравится сражаться?
— Да.
— Почему?
Все «почему» да «почему». И чего люди не могут относится к жизни проще? Все им надо рефлексией заниматься, а если в своей душе не покопаться, так надо порыться в чужой.
— Потому что только когда я сражаюсь, я понимаю что живу. Чувствую, как где-то внутри отчаянно бьется сердце. Чувствую, как кровь по венам разносит пожар. Чувствую, как по спине крупными градинами скатывается пот. Чувствую, как ветер обдувает кожу.
— А пока ты не сражаешься, ты не знаешь, жив ли ты? — изогнула бровь Мия.
— Да. И у меня есть на то свои причины, — девушка хотела сказать что-то еще, но я посильнее запахнулся в плащ и завалился на землю. — Давай спать, завтра длинный путь.
Утром, лишь только поднялось солнце чтобы залить Долину золотом и засыпать алыми лепестками облаков, мы тронулись. Надсадно, почти по старчески, заскрипели рессоры на повозке, заржала кобылка, недовольная тем что её оторвали от поглощения пищи, и закрутились колеса. В этот раз вожжи держал в руках я, мне нужно было чем-то занять свой разум и лицезрение дороги, вьющейся серпантином между холмов, как нельзя лучше подходило для этого. Разговаривать не хотелось и в кои-то веки моя спутница сочла полезным хранить молчание. Так мы и ехали в тишине, нарушаемой лишь таинственным шепотом в траве. Она, трава эта, слегка приминалась под давлением еле осязаемого ветра, а потом снова поднималась, чтобы уже через мгновение склониться перед натиском воздушной стихии. И рябь, идущая от востока на запад, напоминало бегущий по морю пенных барашков. Они то поднимутся ввысь, то пенным фейерверком опадут в морские глубины.
В голове вертелись какие-то мысли. Они все стучались и стучались в мое сознание, но я их отгонял как назойливых комаров. Думать не хотелось. Если честно мне вообще ничего не хотелось, разве что спать. И я блаженно улыбнулся представляя как можно было бы сейчас всучить эти кожаные полоски в руки смуглянки, а самому улечься в телеге. Сорвать кислую травинку, надвинуть шляпу на глаза, подложить руки под голову и тихонько вздохнув погрузиться в полудрему. В ту самую, когда ты уже стоишь на пороге эфемерного царства Морфея, но одновременно с этим пребываешь и в реальности. Иногда, конечно, тебя затягивает в эти изменчивые земли, но уже пару мгновений спустя, ты возвращаешься обратно. Да — в этот момент ты совсем как трава или пенный барашек. Безвольный, бездумный, ведомый лишь призрачным циклом, тянущим и зовущим тебя.
Но кобылке было плевать на мои желания, она все тянула и тянула нас дальше на восток. По моим приблизительным расчетом уже через два, самое большое — три дня, мы окажемся на границе Цветущих Холмов. Там я планировал задержаться в деревне — узнать последние новости, пополнить запасы воды и провианта. Да и пара ночей здорового сна на пусть даже и не самый качественной перине, явно пойдут нам на пользу. Я, конечно, люблю спать под открытым небом, хотя это скорее привычка, но все же иногда и крыша над головой кажется мне неплохой перспективой.
И тут же, лишь я подумал о крыше, как взвилась на дыбы кобыла, а в метре перед нами из под земле вырывался метровый столб сиреневого пламени. Он кружился в вихре с десяток секунд, а потом исчез. Намек понятен.
— Что это было? — выдохнула Мия.
— Просьба, — ответил я. Спрыгнув на землю я успокоил лошадь. — Нас вежливо попросили остановиться.
— Попросили?
— Обернись.
Девушка выполнила просьбу. И увидела как в паре километров от нас вздымаются клубы пыли. Двое всадников мчались по нашим следам. И как минимум одного из них я знаю.
— Молчи, — сказал я. — Говорить буду я.
Спустя пять минут ожидания, перед нами остановилось двое путников. Удивительно, но я знал обоих. Первый — высокий разумный с острыми ушами, кожей цвета мокрого асфальта и волосами цвета свежего молока. Им оказался Сай'о'Кнелли. Тот самый темный эльф, с которым мы сражались на учебном поединке в Академии почти восемь сезонов назад. Чтобы вспомнить второго, мне пришлось напрячься. У этого была абсолютно незапоминающаяся внешность, хотя именно этот факт и подтолкнул меня в верном направлении. Лучше бы и не вспоминал. Спутникам подгорного оказался Абель Рихт, дознаватель из какой-то там управы. Именно этот следак допрашивал меня в опере, после известного на всю Империю убийства.
— Тим Ройс, вы обвиняетесь в…
— Заткнись, смертный, — сплюнул эльф, попутно с этим спрыгивая с лошади.
Не знаю почему, но Абель сильно удивился и замолчал, скорее всего от шока.
— А ты долго добирался, — хмыкнул я. — Я ждал твои острые ушки почти два сезона.
— Так сильно ждал, что убежал из страны?
— Дела знаешь, — протянул я. — То одно, то другое…
— Дела? — кривенько усмехнулся эльф, отчего его лицо превратилось в оскал. — Кажется и со мной у тебя есть неоконченное дело.
— Ну это скорее у тебя со мной, чем у меня с тобой.
На поляне, окруженной холмами, повисла тишина. Я показательно держа руки за спиной, подальше от оружия. Так же стоял и темный, а наши спутники лишь безумно бегали взглядами, пытаясь осознать происходящее.
