— Кого?
— Старого Гримнира, повешенного бога, безумного короля Глапсвида, повелителя мертвецов, Одина.
— Я... — Аземару казалось, будто голова его прижата камнем, внутри него разрасталась какая-то тяжесть. Имена Одина приводили его в бешенство, он ненавидел его сильнее, чем слуга Христа может ненавидеть языческого бога. И он не понимал почему. Он рычал и плевался, вскрикивал. И умирающие узники Нумеры вокруг него как будто вторили ему, завывая, сыпля проклятиями и умоляя об освобождении.
Аземар посмотрел в глаза человека, обнимавшего его, в глаза этого бледного, светящегося и прекрасного существа, которое называло его сыном.
— Отец?
— Да...
— Спаси меня, — попросил Аземар.
— Ты такое чудо среди ужаса, Фенрисульфр, я не нужен для твоего спасения. Но послушай, прежде чем ты сможешь пить из источника, ты должен поесть.
Кровь закапала с пальцев странного человека, Аземар лизнул ее, затем укусил руку. Кожа лопнула, и кровь закапала сильнее. И все это время удивительный светящийся человек обнимал Аземара и пел — песня была о любовниках, угодивших в историю, которую рассказывает бог, чтобы ублажить судьбу.
Эта песня пьянила Аземара, переполняла его восторгом, но не была ли то песнь крови, которая призывала его глотать еще и еще? Он сам вцепился пальцами в живот светящегося человека, разорвал его, вытянул кишки, вырвал печень, скользкую, влажную печень, которую жевал и глотал с наслаждением.
— Мама. Папа. Освободи меня.
— Ты свободен.
Пока он ел, песня все звучала.
А потом прекратилась, и Аземар осознал, что давно уже не лежит в объятиях удивительного пришельца, а сам сжимает кого-то в руках. Он выпустил тело, и оно тяжело шлепнулось на пол.
Прекрасная светящаяся фигура исчезла, рядом с ним валялся изодранный труп соседа, погибшего от жажды. Откуда-то просачивался слабый свет. Под дверью наверху лестницы была узкая щель, и сквозь нее проникал слабый свет лампы.
«Вот восходит мое солнце, — подумал он. — Когда же оно закатится?» Слова удивили его. Аземар был простой человек, он всегда говорил простыми словами. Подобные мысли были чужды ему.
Он шевельнул ногой. Его кандалы валялись пустые на полу. Как это получилось? Они не были погнуты или сломаны, но замки были разбиты.
Аземар немного полежал на полу, рыдая, прося Господа простить ему то, что он сотворил. Но теперь его осаждали странные мысли, мысли, которые невозможно выразить словами.
Крики узников больше не тревожили его. Они были... Он попытался подыскать верное слово. Интересными. Интригующими. Ему очень хотелось изучить их поближе, подойти к несчастным и умирающим и... что? Он едва не засмеялся, представив, как тыкается в тела носом. Ему хотелось сделать с ними что-то, узнать о них больше. Это жуткое любопытство настолько шло вразрез со всякой моралью, что его пробрал озноб.
Аземар пополз вперед. Он не был голоден, его не мучила жажда, хотя ему давали так мало воды, а еды не было вовсе, и это показалось ему особенно важным. Он вспомнил человека-волка, того, кто хватал его за горло. «Тот парень мог бы кое-что объяснить мне, он знал, что к чему». Его разум уже не принадлежал Аземару. Их напыщенный аббат мог бы говорить такими словами: «тот парень», «что к чему», — они были отголоском прежней жизни. Его привычные мысли больше не принадлежали ему, они существовали отдельно от его понимания себя самого, и он наблюдал их со стороны. В сознании звенели слова. «Нищий есть безмолвный проповедник, укоряющий нас за грех богатства. Лодырь, кто не работает, — калека, проклятый Господом». Ни сути, ни смысла. Просто слова.
Стена сбоку от него не касалась пола, там была щель — полоса тьмы на фоне тьмы. Человек-волк явно пришел оттуда. Сможет ли он поговорить с ним? Аземар пощупал шею. В том месте, где его хватал двойник, до сих пор болело, однако он нисколько не боялся волкодлака. Удастся ли уйти отсюда? Он подумал, что можно подождать под дверью, пока она откроется, и выскользнуть наружу.
Аземар заплакал. Он снова стал самим собой. «Нет, нет, бежать я не могу». Однако в следующее мгновенье он ощутил себя сильным и гибким, стремительным, как тень летящей птицы. Да он и был тенью, форму которой задает не она сама, а кто-то другой, упрощенным отображением чего-то иного, сложного.
Он заполз в щель под стеной. Там было что-то, ощущалась какая-то глубина. Он потянул носом, вдыхая тяжелый, сырой воздух. За тюремной вонью угадывался какой-то другой запах. Волк. Он был там, внизу, его странный двойник.
Демоны бормочут у него в голове. Что с ним случилось? Кто был тот удивительный человек, навестивший и утешивший его? Почему молодой человек, так похожий на Аземара, хотел, чтобы он бежал подальше отсюда? Он должен получить ответы. Темнота в щели под стеной нисколько не пугала его. Он ощущает запахи, он все чувствует. И Аземар с катился в непроглядную тьму пещеры, желая как-то остудить жар, бушующий у него в голове.
Глава двадцать третья
За городской стеной
Луис вышел на улицу, изумляясь холоду и темноте. Во дворце всегда было тепло и приятно благодаря гипокаусту, отопительной системе, расположенной под полом. На улице же стоял мороз. Небо совершенно терялось во мгле, и все кругом было покрыто тонким слоем золы. В разгар дня ему пришлось взять с собой лампу, не столько для того, чтобы видеть, сколько для того, чтобы видели его. Лишь немногие отваживались выйти из дома в этот странный туман, но те, кто отваживались, двигались быстро — лошади и повозки вдруг вылетали из ниоткуда, грохотали по булыжникам, не заботясь о том, кто и что стоит у них на пути.
Чудовищная погода никак не сказалась на деятельности гадателей со Средней улицы. Они толпились в сумраке под просторными портиками, выплескивались в прилегающие переулки, все эти гадатели на костях, на внутренностях, хироманты и целители душ. Луис никогда еще не видел, чтобы их собиралось столько, однако быстро понял, что все они просто шарлатаны. Взять хотя бы одного, который сидел, бросая в коробку монеты и предсказывая по ним будущее, — Луис помнил, что когда только приехал в город, этот человек был сапожником. И все же Луис, проходя мимо, задавал некоторым из них вопросы, но они хотели денег за ответы, а их толкования были совершенно неубедительны. Одна женщина, оценив его дорогой наряд, сказала, что он был рожден в богатстве, другая заявила, что он тоскует по родине. Луис решил, что и сам мог бы «предсказывать» так, даже лучше.
Он спросил, есть ли у них амулеты, которые помогут ему добиться продвижения по службе. Чего только ему ни предложили: лапки животных и птиц, настойки и мази, медальоны. Помогают ли эти вещи? Он сомневался — это всего лишь вещи, которые шарлатаны продают дуракам. Луис быстро понял, что если и существуют чародеи, способные творить магию, то на Средней улице он их не найдет.
