– Твоя песня? – спросила Каста, когда Вислав замолчал.
– Моя. Ужасно?
– Как раз нет. Мне понравилось.
– Ну да? – Вислав с интересом посмотрел на девушку. – Ты стала любить стихи?
– Я не говорила, что не люблю стихов. Я сказала, что не люблю плохих поэтов и плохие стихи.
– Значит, эти хорошие?
– Хорошие. Но есть лучше.
– И ты знаешь такие?
– Конечно.
– Можешь прочитать?
– Зачем тебе?
– Просто хочу понять, как надо писать стихи, чтобы они понравились Касте Великолепной.
– Льстец! – улыбнулась Каста. – Ну хорошо. У меня в Дарнате был один друг. Художник. Он иногда просил меня попозировать ему. А еще он писал стихи. Одно я запомнила.
Звезда мне мигнула с небес,
И стало душе веселей.
Настиг меня ветер ночной
Нежданною лаской своей.
И месяц мой путь осветил,
Как яркий бумажный фонарь.
А где-то вдали был мой дом,
В котором так ждали меня.
Обед, приготовленный мне,
На старом столе остывал.
Семья собралась у огня
И жизнь вспоминала мою,
И детство, и юность мои —
Ведь рос я у них на глазах.
А я в это время шагал
Дорогой в далеком краю,
И слезы мешались мои
С осенним дождем на щеках.
– Чудесные стихи, – искренне восхитился Вислав. – Твой приятель – настоящий поэт. Куда лучший, чем я.
– Ты правду говоришь?
– От чистого сердца. Я всегда говорю то, что думаю.
– Ты прав. От этих стихов мне иногда хочется плакать. Потому что они обо мне. – Каста помолчала. – Мой дом далеко. Там вся моя семья, и они ждут меня. И одна только неотвратимая Некриан знает, когда мы встретимся.
– Иногда ты говоришь очень печальные вещи, Каста.
– И ты начинаешь меня жалеть? Тогда мне повезло, что я встретила тебя. Хоть кто-то видит во мне женщину, а не машину для кровопускания.
– И это сказано от чистого сердца?
– Конечно. Только не вздумай признаваться мне в любви. У тебя никаких шансов.
– Это почему? Я стар или некрасив? Или недостаточно отважен и силен для тебя? А может, ты мечтаешь о богаче, который будет осыпать тебя золотом и оплачивать любые твои прихоти?
– Ну ты еще не стар, и статью тебя боги не обидели. Отвага и сила у тебя тоже есть. То, что ты небогат, даже хорошо. Богачи у меня были. И все они оказывались редкостными жмотами. Пока они добивались моей благосклонности, делали дорогие подарки, сорили деньгами. А потом… Потом я понимала, что щедрые мужчины бывают только в сказках. Я знала только одного по-настоящему щедрого человека – щедрого душой. Но его давно нет, и с его уходом во мне что-то умерло.
– Ты очень любила этого человека?
– Очень.
– И поэтому не сможешь полюбить другого?
– Иди к дьяволу, Вис!
– Прости, если мои слова обидят тебя, но нельзя жить прошлым. Ты очень молода. Нужно думать о будущем.
– Ты-то сам о нем думаешь? Вон, сединой уже тебя побило, как старого волка, а все шатаешься по свету и влипаешь в разное дерьмо. На чем попался в Дарнате?
– Хотел раздобыть коготь гура.
– Что раздобыть?
– Коготь гура – одного волшебного зверя. В моих краях такого зверя называют грифом или грифоном. Он похож на льва, только…
– Только с крыльями. Понятно. Ты веришь в эти сказки?
– Я верю в коготь гура.
– И зачем он был тебе нужен?
– Это универсальный ключ. По легендам, коготь гура может открывать любые замки, даже заколдованные. В моем ремесле такой ключик ну просто неоценимая вещь. Я узнал, что такой коготь есть у одного из жрецов Дарната. У верховного жреца Шат-Цебу.
– Великая Берис, ты отважился обокрасть самого Ашрана? – Каста не без уважения посмотрела на рэшийца. – Однако!
– Я, конечно, вел себя очень самонадеянно. Когда человек собирается что-то украсть, он всегда уверен в успехе и не думает о том, что может попасться. Надо было бросить эту затею, но я не мог – азарт взыграл. Особенно когда я узнал, что Ашран хранит коготь не дома, а в храме Шат-Цебу.
– Да ты просто сумасшедший. Ты решил обокрасть храм?
– А что мне оставалось делать? Мне очень хотелось получить коготь.
– Ты лжешь, Вислав. Ты не грабил храма. Если бы тебя уличили в краже имущества бога, ты бы не дожил даже до тюрьмы. За осквернение храма положена немедленная мучительная казнь без суда. Осквернителя храма живьем варят в огромном медном котле с маслом, который стоит во внутреннем дворе храма. Этот котел так и называется – Удел Осквернителей.
– А кто говорит, что меня схватили в храме? – возразил Вислав. – Ничего подобного. После того, как я покинул храм с когтем в кармане, мне захотелось обмыть удачную охоту и снять нервное напряжение, и я отправился в веселый дом тетушки Куарай в Храмовом квартале. Там-то я и сглупил. У одного из гостей на поясе висел кошель таких соблазнительных размеров, что я не удержался и позаимствовал кошелечек. Одна из девиц заметила, как я срезал кошелек. Я был неосторожен, верно, выпил больше, чем надо. Потом в борделе появились стражники, забрали у меня кошелек и отвели в Башню Воров. Судья Рис-Шавхун на радостях повесил на меня еще восемнадцать нераскрытых краж, и я был приговорен к смерти как неисправимый злодей. Остальное ты знаешь.
– Я не пойму, Вислав, ты украл коготь гура или нет?
Рэшиец молча расстегнул ворот куртки и показал Касте предмет, висевший у него на шее на простом матерчатом шнурке. Предмет был чуть длиннее указательного пальца и напоминал белую, слегка изогнутую костяную палочку с крючком на конце.
– Это и есть магический ключ? – Каста присвистнула. – Да ты и впрямь везучий парень! Почему же стража не забрала его у тебя в тюрьме?
– Смотри внимательно. – Вислав положил коготь на левую ладонь, накрыл правой, что-то прошептал и раскрыл ладони. Когтя не было.
– Ух ты! – восхитилась Каста. – Ты что, маг?
– Немного. Но это не магия – всего лишь простой фокус. – Вислав разжал правый кулак, и на ладони лежал коготь. – Стражники и судейские не всегда бывают внимательны. К тому же, когда меня взяли, мои карманы были просто набиты золотом, и тюремщики не сводили с него глаз.
– Я верю тебе. И знаешь почему? Когда меня забрали в Дом Закона, тюремщики сразу вернули мне волшебный камень Айвари, а золотые побрякушки сразу расхватали, как сороки. Значит, теперь ты сможешь открыть любой замок?
– Если легенды не врут, то пожалуй.
– Знаешь, Вислав, я тебя недооценивала. Я думала, ты обычный карманник, а ты настоящий король воров.
– О, до короля мне очень далеко! Мне приходилось видеть настоящих мастеров. Таких, что могли незаметно снять с человека чулки, не сняв при этом с него башмаков.