Юрий Николаевич глядел в окно, а видел «пустоту», о которой упомянул Витюха-Хворостина.
Память, когда-то давно плотно и надежно закупоренная, понемногу вскрывалась, готовая вот-вот хлынуть «дымящейся кровью из горла».
Юрий Николаевич совсем не был уверен, готов ли он к подобному испытанию. Но при взгляде на родителей, племянника и друга убеждался в необходимости такого кровопускания.
15
…Они сидели за столом, баюкая в невидимой колыбели свое будущее, свои решения и свои ошибки.
И никто не видел забившейся под кровать испуганной кошки, которая вот уже два дня не выходила из дому.
Боялась.
Старуха, щурясь, все еще вязала.
Она уже достаточно жила,
Чтоб ожидать еще увидеть что-то,
Чего не увидала до сих пор.
К тому же,
Щурясь,
Видела она
Неизмеримо больше,
Больше,
Но…
Не говорила никому об этом.
Ю. Марцинкявичюс
1
Макс шел по главной улице деревни — не с какой-нибудь определенной целью, а просто шагал, глазея по сторонам. Денек выдался что надо: на небе ни тучки, но солнце не слишком припекает, так что для прогулок погода самая подходящая.
И тем более странным казалось полное отсутствие людей в деревне. Хотя… сейчас ведь часов двенадцать, а значит, большинство местных на работе.
Короче, Макс пообещал себе не удивляться. Хватит! Обойдутся!
К тому же, у него сегодня есть дело поважнее, чем пялиться, разинув рот, на пустые скамеечки под окнами.
Очень важное и очень секретное дело, о котором никто не должен знать.
Кстати, даже хорошо, что все они куда-то попрятались! Не нужно предпринимать меры предосторожности. Например, больше не нужно делать вид, будто он просто шагает по улице.
С этими мыслями Макс пошел быстрее.
Мальчик добрался до моста, но не стал там задерживаться, а, перейдя его, свернул направо и побрел вдоль берега Струйной. К заброшенному дому ведьмарки.
Вместо того, чтобы искать лестницу (ту, что в траве), он направился к входной двери. И почти не удивился, когда она легко распахнулась от одного нажатия пальцев. Нет, правда, чего удивляться, ведь и в прошлый раз открывалась она легко! Вот следующая…
Фонарика Макс с собой не захватил, поэтому пришлось оставить дверь распахнутой. Честно говоря, это даже немного успокаивало.
Тэ-экс, а что у нас дальше?
Широкая дверь, соединявшая прихожую с домом, по-прежнему является «счастливой обладательницей» новехонького амбарного замка. На месте и коллекция обуви Тимофея Степаныча, местного «рыбака».
Макс без надежды, просто для очистки совести дергает ручку широкой двери (само собой, безрезультатно) и уже поворачивается, чтобы уйти.
Тут-то все и начинается.
Обувь приходит в движение — раззявившие «пасти» кроссовки, высокие резиновые сапоги и женские босоножки с полуоторванными застежками подскакивают и начинают плясать, да так ловко, что ни один не наступает на носок другого! К ним присоединяются другие, потрепанные, изношенные, иногда дырявые башмаки и туфли, домашние тапочки и валенки… Пляшут задорно и отчаянно — но Макс почему-то не спешит к ним присоединиться. Хотя и не убегает.
Бац!
…А теперь уже и не сможет убежать.
Он оглядывается, заранее зная, что увидит.
Так и есть! Входная дверь защелкнулась — и почти в тот же самый миг амбарный замок качнулся — раз, другой — и сорвался вниз набухшей каплей крови.
Бац!
Обувь затопотала по полу, словно зрители в театре — в ожидании выхода на сцену маэстро.
Дверь, ведущая из прихожей в дом, распахнулась.
И там!..
Там колыхалась тьма, наполненная огоньками (свечей? глаз? светлячков?). Тьма воняла зоопарком. Тьма стучала вбежавшей в нее старой обувью. Тьма тянула к Максу свои невидимые руки и скалила свои невидимые зубы. «Бабушка-бабушка, а зачем тебе такие…» Вот тогда-то Макс не выдержал и закричал.
2
…и проснулся!
«Фу-у!.. Ну, знаете ли…» В комнате никого не было — видимо, все уже давно встали, один Макс бока отлеживает.
«Да уж, тут отлежишь! Интересно, во сне, от испуга, заиками делаются?» Стоя у окошка и одеваясь, он наблюдал, как играет с бабочками Рябый: крадется к ним, подергивая хвостом, вдруг — прыжок, клацанье зубов, лай; бабочки, понятное дело, близко к себе зверюгу не подпускают, они уже в воздухе, уже летают над ним, машут крыльями, словно дразнятся: поймай-ка, растяпа! Пес отходит, ложится у забора, отделяющего хлев от дома, демонстративно зевает, мол, не очень и хотелось-то; ждет. И то-олько мотыльки снова опускаются на разогревшийся под лучами утреннего солнца асфальт…
Лязгает задвижка на калитке, во двор входит гостья.
Бабочки всполошенно взлетают и уносятся в сад.
Рябый повернулся к вошедшей, осуждающе рявкнул, но в дом пустил без лишнего шума. Он свое дело сделал, хозяев предупредил, а дальше…
А дальше гостья оказалась в большой комнате, где и заговорила, быстрым, ломающимся от отчаянья голосом; бабушка отвечала ей намеренно неторопливо и спокойно. Макс не слышал, что именно, и поэтому поспешил к ним.
Как-никак, на женщине было уже знакомое ему платье — голубое, в крупных белых ромашках.
— Дауно? — спрашивала тем временем бабушка.
— Ды во вторник! А сення — пятница ужо!
Гостья вымученно вздохнула, теребя краешек скатерти.
— Я ж спачатку думала — загуляу. Не в першый раз.
— Да, твой Цимафей Сцепаныч гэта дзела палюбляу… палюбляець, — поправилась Настасья Матвеевна. — И што, нихто яго не бачыу?
Та покачала головой:
— Нихто. Усю дзярэуню аббегала, ужо в Адзинцы зранку зъездзила, у яго тамашних друзяк пытала — не бачыли!
— Куды ен збирауся у той дзень?
— Ды куды ж яму збирацца? — гостья всхлипнула и потянулась рукой к щеке, стереть влагу. — На Струйную.
— Проверяла?
— И не адзин раз! Учора зноу хадзила — ничога.
— Ты дзе шукала-то, Ялена?
Женщина непонимающе взглянула на нее:
— Там, дзе ен зауседы сядзеу.
— Ниже по цячэнию паглянь, — буркнула Настасья Матвеевна. — Можа, якия рэчы ссорыу — ды й знайдзеш.
— А… — начала было гостья.
— А я табе, выбачай, дапамагчы не магу, — и поднялась, показывая, что разговор окончен. Заметила Макса, кивнула ему:
— Добрый ранак, унучак. Снедаць идзи — а то захалонець усе.
Отправилась провожать гостью до дверей.
Уже у калитки приобняла за плечи:
— Трымайся, Ялена. Трымайся…
И опустила за ее спиной задвижку.
3
Гости сегодня спали плохо. Настасья Матвеевна, которую уже не один год посещала непременная и безжалостная спутница старости, бессонница, слышала, как ворочался на кровати этот паренек, Игорь, как поднялся и вышел во двор. Там он курил и что-то бормотал себе под нос. А в конце концов вернулся обратно и, кажется, дальше спал без мучений.
