– Помнишь, я обещала станцевать для тебя? – Джудит остановилась, прижалась к локтю Павла. – Я хочу танцевать для тебя. Сейчас. Здесь. На Земле.
Девушка легко отпрянула в сторону, прохрустев листьями, – и белое платье взметнулось над телом, повинуясь быстрым движением ее рук, и упало в траву. Павел прислонился спиной к стволу, чувствуя, как сердце подпрыгнуло к самому горлу, и жарко стало щекам.
Обнаженное тело девушки казалось беломраморным изваянием, созданным самым лучшим в мире скульптором. Изваяние застыло в густой траве, и только золотистые волосы, стекающие по плечам подобно потоку веселящего вина, пошевеливались под ветром. Неожиданно изваяние ожило, белый мрамор потеплел от солнечных лучей, пробивающихся сквозь листву. Дрогнули, качнулись бедра, руки плавно воспарили над головой, открылись глаза – и возникла улыбка. И словно нежные, непрерывно струящиеся, легкие волны поплыли по поляне, расширяя круги, – это танцевала под высоким небом прекрасная девушка с волосами цвета опадающих листьев, это скользила над травой, кружась и простирая к небу ладони, возвращенная на землю удивительная богиня Земли. Белое невесомое тело порхало под изумленно шуршащими деревьями, очарованные птицы затихли в ветвях, и ветер играл, играл золотистыми волосами, никак не решаясь унести богиню в безлюдный Эдемский сад…
Павел не мог оторваться от дерева и завороженно смотрел на танец богини, подобной Венере, пробудившейся наконец ото сна. Танец создавался на его глазах, чудесный плавный танец, сотканный из неба и шума крыльев, из прозрачного воздуха и падающей листвы, памяти о далеких краях и радости, ожидавшей в конце пути. Из темных глаз богини сотнями тысяч глаз смотрели на потерянный и вновь обретенный мир сотни тысяч предков, разбросанных по бесконечным чужим мирам. Шелестела трава, шуршали листья, шумел ветер, звенели птичьи голоса, сплетаясь, сливаясь, преображаясь в тихую музыку, словно медленно павшую с неба и объявшую поляну медленным своим колыханием. Музыка нарастала, расцветала все новыми и новыми красками и тонами, музыка звучала в голове Павла и, повинуясь ее бесконечному потоку, плыло, плыло над травой обнаженное прекрасное тело…
Музыка накатывалась, захлестывая его, рождая внутри волшебную теплую головокружительную волну. Волна подхватила и растворила его, и подогнулись ноги, и качнулась поляна, и совсем рядом он увидел вдруг ласковые задумчивые глаза. Он поднял руку – и коснулся кончиками пальцев теплого нежного лица богини.
…Ветер летел и никак не мог охладить их разгоряченные тела, листья падали и никак не могли закрыть их обнаженные тела, птицы кричали и никак не могли заглушить стук их сердец… Вокруг расстилалась Земля, и были они на Земле – Адамом и Евой, вернувшимися в Эдем, избегнув ударов пламенного меча обращающегося.
Голова девушки покоилась на его руке, а над головой сквозь ветви и листья неслышно текло, просачивалось, обнимало спокойное небо.
Потом они рядом шли по траве, и деревья расступались, открывая путь к серым зданиям. Они, взявшись за руки, подошли к дороге и остановились. Серое покрытие, которое он помнил по своим видениям, было испещрено широкими трещинами и ямами, и на дне ям желтел песок. Кое-где, разбросав куски покрытия, прямо из дороги тянулись вверх деревья. Здания за дорогой казались заброшенными. Черные окна, балконы в серых потеках, какие-то подобия покосившихся тонких крестов на крышах, заросших кустами; черные веревки, болтающиеся вдоль стен, ступени, ведущие в провалы подъездов, а вокруг – большие ржавые баки, скелеты автомобилей и колышущиеся под окнами удивительно красивые цветы. Диковинные высокие столбы фонарей и опять – длинные веревки, свисающие с них на землю. Что-то громко хлопало на ветру, нарушая давнюю-давнюю тишину.
Павел и Джудит медленно углублялись в тихие сумерки древнего города-леса, давным-давно покинутого изгнанными отсюда людьми. Тихо, тихо было вокруг, словно город погрузился в бесконечный сон и снилось ему шумное, беспокойное, многоголосое прошлое, резко оборвавшееся в одно солнечное утро или дождливый вечер. И всходило солнце, и заходило солнце, и тягучим вязким потоком струились дни, и черными листьями падали и улетали под ветром немые ночи, и медленно дряхлело, рушилось, рассыпалось прахом все то, что было когда-то создано людьми, – и обновлялось, набирало силу, тянулось ввысь и вширь, захлестывало город все – другое, сотворенное в начале времен внезапным порывом того, кто был раньше неба и звезд, раньше рыб и птиц, кто вдохнул дыхание жизни в первого человека.
Так думал Павел, медленно продвигаясь рядом с Джудит по городу-лесу, обходя битые стекла, перешагивая через узкие канавы, промытые в сером покрытии дождевой водой. И город совсем не казался ему мертвым. Город просто спал, дожидаясь возвращения людей.
Тянулись, тянулись высокие здания, подобные зеленым холмам, перетекали одна в другую улицы, тесные от деревьев и кустов, исчезая в желто-красно-зеленой завесе поворотов, дробя город на пустынные кварталы. Павел и Джудит молчали, словно боялись неосторожно сказанным словом всколыхнуть дряхлого гиганта, который мог рассыпаться при пробуждении и с грохотом повергнуть свои оцепеневшие стены в буйную плоть растений. Город нужно было будить осторожно и не сразу…
В молчании вышли они к неширокой реке, ступили на теплые плиты набережной. Приземистый мост нависал над водой, на века уперев в дно крепкие каменные ноги, и его насупленный неприступный вид говорил о том, что стоять ему так – столетия, и вода не в силах что-либо сделать с ним. С полуразрушенных каменных берегов опускались в воду ветви кустов, и по темной воде неспешно плыли листья.
– Неужели здесь никого нет? – прошептала Джудит, тревожно вглядываясь в окна зданий за рекой.
– Пока только мы с тобой. Но скоро…
Павел внезапно замолчал и замер, глядя поверх головы девушки, и Джудит резко обернулась. По поросшим травой широким каменным ступеням, ведущим на набережную с моста, неторопливо спускался кто-то темноволосый, в распахнутой на груди белой рубашке. Ошеломленный Павел услышал короткий встревоженно-изумленный вскрик Джудит и почувствовал, как пальцы девушки впились в его руку. Ему казалось, что разум оставляет его. Неслышно ступая по выщербленным временем плитам, к ним приближался высокий плечистый парень с невероятно знакомым лицом. Павлу казалось, что кто-то придвигает все ближе и ближе невидимое зеркало, и отражение в зеркале все увеличивается. Именно отражение – потому что неторопливо идущий к ним длинноволосый человек в белой рубашке и черных брюках был абсолютно похож на него, Павла Корнилова! Откуда возникло здесь зеркальное королевство?..
