Бедняга Смерч в сгущающейся темноте смотрелся воистину устрашающе — светящиеся демоническим красным светом глаза вкупе с шипастой сбруей производили неизгладимое впечатление. Зулин втянул голову в плечи, надвинул пониже капюшон балахона и тихо ругался с досады. Зверь, который вырос настолько, что едва помещался в седле перед своим хозяином, мысленно с ним соглашался.
«Глянь-ка, глянь, мажеская гильдия банду отрядила — гоблинов бить…» — услышал Зулин восторженный шепот торговки пирожками. Женщина глазела на процессию, раскрыв рот, и аж покраснела от желания поделиться новостью со всем городом. «Тайная миссия, забери меня демон Баатора! — исходил возмущением Зулин. — Как это еще они не распевают боевые песни! И это секретная поисковая партия! Один бороду топорщит верхом на еже-переростке, вторая харизьму, тьфу, телеса свои выпятила, а проводнику вообще все до коровьего хвоста — меланхолик хренов!»
Старший брат Натана Сильвана вызывал у Зулина весьма противоречивые чувства: с одной стороны, он был хорошим дополнением к команде — знал друидскую магию, в лесу ориентировался с закрытыми глазами, отлично стрелял из лука и арбалета, к тому же недурно дрался на мечах. В присутствии Ааронна Иефа почти не вступала в перепалки с дварфом, только выразительно поднимала брови, закатывала глаза и тяжко вздыхала, всем своим видом выражая презрение, а Стив, в свою очередь, по большей части угрюмо молчал, только изредка бубнил под нос что-то невразумительное, хмуро поглядывая на невозмутимую спину эльфа. С другой стороны, какое-то шестое чувство подсказывало Зулину, что его авторитета руководителя, и так державшегося на честном слове, для Ааронна вообще не существует. Эльф был сам по себе и, пожалуй, весьма удивлся бы, если бы кто-то вздумал ему приказывать. К тому же, он был братом начальника. Этот факт ставил Зулина в тупик и очень раздражал — ну как тут соблюдать субординацию, скажите на милость? И, в довершение всего, рядом с Ааронном маг чувствовал себя не то, чтобы деревенщиной, но… Было в эльфе что-то такое, что заставляло Зулина хорошенько подумать, прежде чем что-то сказать.
Стива эльф откровенно раздражал. Если бы кто-нибудь спросил дварфа, что конкретно ему не нравится, вряд ли он смог бы внятно ответить. Но Стив не был склонен к самоанализу, а потому подобными вещами не заморачивался — эльф не нравился ему, и все тут. Кто знает — размышлял Стив, подгоняя Смерча, — может, все эльфы такие — ну, надменные, что ли, — тогда понятно, почему Иефа такая вредная. В ней, правда, еще и человеческая кровь намешана, но эльфийской явно больше. Вон как на соплеменника зыркает потихоньку, думает, что никто не замечает! Ну конечно, плечи широкие, глаза с поволокой, рожа постная, — так она уже и растаяла… Одним словом — баба. А только нужна она ему, как дварфу зонтик. Чистокровные полукровок не жалуют, так что ей ничего не обломится. Вон как спину-то выпрямила, словно аршин проглотила. Небось, ради Стива так не хорохорилась. Ничего, вот попрут на них толпы вражеские, посмотрим еще, от кого больше пользы будет, от него, Стива, или от этого хлыща остроухого…
Иефа поглядывала на Ааронна и придумывала балладу. Ну и что, что никогда не посмотрит на нее такой вот эльф — зато песня останется. И потом, кто знает…
Ааронн дремал в седле. Ему снилось парное молоко и пирог с яблоками.
— А почему солнышко яркое?
— Потому что горячее.
— А солнышко танцевать умеет?
— Нет.
— А бывает солнышко не на небе?
— Нет, Элена, не бывает. Не мешай мне, иди, поиграй в каминную.
— А ты врешь?
— Почему ты так говоришь?
— Ты сказал, что солнышко не на небе не бывает, и что танцевать не умеет — тоже сказал. А у тебя солнышко сейчас танцевало, я видела! Маленькое такое… Почему?
— Сестренка, тебе показалось. Лучик в окно заглянул, и тебе привиделось, что целое солнышко. Иди, играй, мне нужно заниматься.
— Ты обманыватель! Я папе скажу, что ты в библиотеке солнышко танцевать заставил!
— А я папе скажу, что ты без спросу в библиотеку забралась, и он тебя накажет — без сладкого оставит. Тебе ведь не разрешают ходить в библиотеку?
— Но ведь солнышко плясало! А ты мезравец и обманыватель!
— Надо говорить «мерзавец» и «обманщик», а на сладкое сегодня эклеры. Так что давай, жалуйся, ябеда.
— А ты будешь сердиться, если я буду ябеда?
Хмурый черноволосый подросток вдруг широко и немного смущенно улыбнулся, неловко погладил маленькую курносую девчушку по каштановым волосам. Он устал от книг; от того, что сфера никак не получалась; от формул, при произношении которых приходилось изо всех сил контролировать артикуляцию; устал прятаться и бояться, что кто-нибудь ненароком узнает, какого рода занятия удерживают его в пыльной прохладной библиотеке родового замка. А на дворе — май, трава буйствует, ветер теплый и сладкий, и очень хочется жить во весь дух. И Элена когда-нибудь обязательно проболтается на кухне или няне, что брат заставлял танцевать солнышко, и тогда… тогда… Лучше не думать, что будет тогда. Единственный способ заставить ее молчать — сделать своей помощницей. Читай — соучастницей. Объяснить, когда уже не будет дороги назад, что ее ждет, если кто-то узнает. Но ведь она еще маленькая…
— Ты будешь сердиться, да? Надуешься?
— Надуюсь.
— И гулять со мной не будешь?
— И гулять.
— Тогда я не буду ябеда. Я тогда буду рыба-молчунья. А ты меня любишь?
— Конечно.
— Очень?
— Очень.
— Честно?
— Честно.
— А ты на мне поженишься, когда я буду большая, а ты старый?
— Надо говорить «женишься». Нет, Элена, не женюсь.
— Почему?
— Потому что братья на сестрах не женятся.
— Фу, неправильность какая глупая. А если сильно-сильно любят?
— Все равно не женятся.
— Я тогда на конюхе женюсь!
— Надо говорить «выйду замуж»!
— Не хочу! Не хочу! Не хочу!
— Элена, не скандаль. Иди, поиграй.
— Не хочу!
Он слушал, как удаляется по коридору топот маленьких ножек, и улыбался, сам не ведая, чему. Над письменным столом, там, где лопнула, едва успев появиться, малюсенькая огненная сфера, пахло гарью и кислотой. Он тяжело вздохнул, помахал перед лицом ладонью, разгоняя синеватое облачко, и углубился в книгу.
