— Потеря сознания? — не понял я. — От чего?
— Если участник потратит слишком много магических сил, — спокойно пояснил Марк, — и продолжит тратить больше, чем сможет восстановить, то он может потерять сознание от истощения.
— Может, тогда еще и девочке объясните, — подал голос один из метателей столовых ножей, — как сдаваться добровольно…
Роза с досадой стиснула зубы.
— Ты в любом случае этого не увидишь, — фыркнул Генка, — так как будешь без сознания!
— Тишина, — требовательно произнес будущий судья. — Для добровольной сдачи, — как ни в чем не бывало пояснил он, — достаточно поднять обе руки и скрестить их над головой.
Его безмолвный помощник тут же продемонстрировал, как это сделать.
— Все понятно? — спросил Островский, опять обращаясь только ко мне и Розе.
— У нас еще будет реквизит, — сказал я.
— Что за реквизит? — мигом влез Голицын. — С какой магией?
— Без магии, — ответил я. — Мне сказали, что любой предмет без магии можно.
Лёня, стоявший рядом с нами, молча показал на ящики вдоль стены, которые Генка предусмотрительно перетаскал сюда вместе с нашими помощниками, пока я спрашивал у Нины про ментальные щиты. Подойдя к ним, Голицын со своими прихвостнями подозрительно заглянули внутрь и дружно хмыкнули. Следом туда же посмотрели Островский и его помощник — оба если и удивились, вида не подали.
— Можно, — сдержанно подтвердил Марк.
Внезапно сквозь приоткрытые ворота, ведущие на арену, в помещение прорвались взбудораженные крики с трибун — зрители все нетерпеливее ждали поединка.
— Пора начинать, — торжественно произнес Островский.
Забывшись, Роза опять начала нервно вращать браслет на запястье.
— Я хочу, — сказал я, вспоминая совет Нины, — зафиксировать условия победы.
— Думаешь, обманем? — усмехнулся Голицын.
Почти уверен.
— Если побеждаем мы, — я повернулся к нему, — ваш новый спортзал переходит в наше распоряжение на полгода. Каждый день по три часа и все воскресенье. Нам нужен час утром до начала занятий и два вечером перед сном.
— Лучшее время… — проворчал один из метателей ножей, по фамилиям я их так и не разнес.
— Идет, — охотно согласился Голицын. — А с тебя полгода в Спарте без права ее покинуть.
Прозвучало так, будто я получу срок на ближайшие полгода.
— С обязательным исполнением обязанностей моего личного помощника, — добавил он. — Будешь ходить за мной так же, — и ехидно показал на парня в треугольных очках, который в ответ небрежно окинул его взглядом и отвернулся.
— Условия приняты, — чинно сообщил Марк. — А теперь покажите артефакты, которые у вас с собой. В том числе личные.
Два наших соперника тут же полезли в карманы. Один достал крупную брошь с оранжевым камнем, другой — шахматного ферзя из того же камня. Похоже, фирменный Голицынский янтарь обслуживал потребности всех членов Спарты. На поверхности фигурки красовались такие же причудливые символы, как на Генкиной татуировке — очевидно, и роль у них была одна: усиление огня.
Судья и его помощник осмотрели артефакты соперников и повернулись к нам. Я достал из кармана свой антрацит.
— Это что, уголь? — на лице Островского впервые появилось что-то вроде эмоции.
— Да ты точно самородок! — заржал Голицын.
Следом за ним загоготали и оба его прихвостня.
— Тишина, — тут же потребовал Марк.
Вытянув руку, Роза молча показала ему и его помощнику металлические шарики на своем браслете, а затем вытащила из кармана платок и, развернув, протянула им разрисованный Лёней кристалл. Витиеватый узор на поверхности в тусклом свете помещения казался особенно затейливым и сложным.
— Это что? — мгновенно напрягся Голицын.
— Это фрагмент владыки стихий, — тихо ответил парень в треугольных очках, которого я уже посчитал немым.
— А разве можно пользоваться артефактами такого уровня? — в голосе мастера Спарты внезапно мелькнула досада.
— Во-первых, — вдруг раздалось за спиной, — это лишь фрагмент. А во-вторых, на учебном кристалле.
Как и все, я мигом повернул голову. Совершенно бесшумно к нам подошел незнакомый парень лет двадцати на вид в стандартной темно-зеленой форме. В свете местных лампочек его волосы казались золотыми, нахальной челкой спадая на лоб. Болотно-зеленые глаза, похожие на глаза моей новой утренней знакомой, насмешливо смотрели на всех вокруг. Рука небрежно крутила лакированную палку — по толщине как трость, по длине чуть больше ручки молотка. Однако взгляды метателей ножей нервно приклеились к ней, словно там была не палка, а по меньшей мере сабля.
— Тебе чего здесь надо, Белозерский? — бросил Голицын весьма враждебно.
— А что, — невозмутимо отозвался вновь прибывший, — здесь запрещено находиться?
— Ну замечательно, — проворчал Влад, — давайте еще Элементаль и Могильщиков позовем! А потом и Нину, и проведем внеочередное собрание студсовета…
— А чего ты так разволновался? — усмехнулся тот. — Или твои вдруг испугались? — палка сделала легкий выпад в сторону его прихвостней, и те аж поежились. — Никто не обязан принимать вызов менталиста… Тем более один из двух толком и щит ставить не умеет. Показать какой? — парень неожиданно повернулся ко мне.
— Мне это неважно, — ответил я. — Но спасибо.
— Да не за что, — хмыкнул он. — Я на тебя поставил.
— Тим, я же предупреждал, — с явным недовольством произнес обычно сдержанный Островский, — ставки на территории академии запрещены. Как и любые азартные игры.
— Да я с сестрой, — с иронией бросил тот и снова повернулся ко мне. — Она, кстати, тоже на тебя поставила…
Я даже не знал, что на это сказать. Поблагодарить за доверие?
— Тишина, — уже с легким раздражением заговорил Островский.
В помещении сразу повисла тишина. Несколько мгновений он пристально изучал артефакт в руке Розы, а затем кивнул.
— К поединку принимается, — выдал он таким тоном, словно поставил сверху печать. — А теперь надевайте защиту, и через пять минут вас вызовут на арену. Вы выходите на первый удар, — сказал Марк нашим соперникам, — а вы на второй, — сообщил он нам. — А вы оба, — холодные карие глаза прошлись между Голицыным и Белозерским, — уйдете сейчас со мной, чтобы ничего тут не натворили.
Спорить они не стали, и вся троица мастеров — а как я понял, последний был мастером Ковена — удалилась. Остались только моя компания, два соперника и помощник Островского, который тут же деловито достал из ящиков броню и подал нам, а после того как мы ее надели, проверил надежность крепления у каждого участника.
— Удачного поединка, — пожелал он, не обращаясь ни к одной из сторон конкретно, и сквозь ворота ушел прямо на песок арены.
Доносящийся шум с трибун был все громче и возбужденнее. От пяти минут оставалось все меньше времени. Соперники, оживленно перешептываясь, отошли в другой конец помещения. Лёня встал под лампочку неподалеку и принялся сосредоточенно осматривать сделанный им артефакт, словно ища огрехи. Роза рядом снова начала судорожно крутить браслет на запястье.
— Да не дергайся ты так, — повернулся к ней Генка.
Она что-то ответила, но я уже не расслышал что. В следующий миг что-то острое царапнуло меня сзади по шее, будто кошка коготками — судя по всему, та же, что и сегодня утром. Воздух моментально пропитался терпким древесным запахом. Я резко развернулся, и взгляд уперся в пухлые красные губы, золотые локоны и болотные глаза моей утренней знакомой.
— Больше так не делай, — сказал я.
— А так можно?
Стремительно подавшись вперед, Соня прильнула к моей щеке. А затем, не отрываясь от кожи, ее губы скользнули к моему уху.
— Если победишь, разрешу и больше…
Видимо, самой себе — не помню, чтобы спрашивал у нее разрешение хоть на что-то. Отстранившись, она игриво подмигнула мне и ушла так же быстро, как и появилась. Пару мгновений я рассеянно смотрел ей вслед. Золотые локоны щедро рассыпались по спине. Местная форма, не скрывая, обрисовывала стройную женственную фигуру, чьи плавные изгибы вполне будоражили воображение. Однако это оказался редкий случай, когда я не мог понять, нравится мне девушка или нет. С одной стороны, она была симпатичная, даже красивая. С другой — так нагло, как она подкатывала ко мне, не подкатывал к девчонкам даже я. Я отвернулся, пытаясь сосредоточиться. Если поцелуй Нины в свое время успокоил, то этот, наоборот, сбил концентрацию.
