С одной стороны, мне повезло, что было воскресенье — у меня была возможность нормально прийти в себя после эксперимента по возвращению памяти, но с другой — занятия хоть чем-то заняли бы мою голову. А так я слонялся по Восточному и не знал, что мне делать. Я испытывал потребность сделать хоть что-то, что могло бы приблизить меня к завершению задания, но плана у меня не было. А ведь с его составления и следовало всё начинать.
Но для работы над планом побега у меня было слишком мало информации. Я даже не знал, где находится наш центр. Догадывался, что недалеко от границы, но хотелось бы знать точнее. Надо было это как-то выяснить, но спрашивать напрямую у работников центра я опасался. Можно было как-нибудь попробовать пройтись по дороге, ведущей от Восточного, она вполне могла перейти в более крупную, на которой могли стоять указатели.
«А почему как-нибудь? — тут же подумал я. — У тебя целый вечер впереди. Чем слоняться по центру, собирайся и иди искать указатели».
Сказано — сделано, я прибежал на ужин к самому началу, быстро перекусил, после чего отправился за территорию центра. Через ворота выходить не стал, чтобы не отвечать на вопрос охраны о времени возвращения — воспользовался, как обычно, щелью между забором и пристройкой.
Оказавшись за территорией, озадачился, по какому пути идти: по трассе или по заброшенной дороге. По трассе было логичнее, там вероятность встретить какой-нибудь указатель была выше. Впрочем, как и встретить кого-нибудь из преподавателей и сотрудников Восточного. По заброшенной дороге идти было безопаснее, но указателей на ней могло не оказаться.
А потом я вспомнил, что когда ходил заброшенной дорогой, то пересекал какую-то трассу, возможно, ту самую, которая в итоге приводила к центру, а может, другую. Это воспоминание предопределило мой выбор — я выдвинулся в сторону заброшенной дороги. Дошёл до неё минут за десять и направился к трассе.
До нужного мне перекрёстка дошёл примерно за час с небольшим, точнее, дошёл-добежал. За последние два дня значительно похолодало, поэтому я время от времени переходил на бег, чтобы согреться. На перекрёстке нормально рассмотрел трассу и пришёл к выводу, что такого серьёзного названия эта дорога всё же не заслуживает, хоть и выглядит намного лучше заброшенной.
Но другой в любом случае не было, и я стал прикидывать, в какую сторону идти дальше. Если эта дорога всё же вела к нашему центру, то отправившись на запад, я в итоге вышел бы к Восточному. Рисковать не хотелось, и я решил идти на восток.
Посмотрел на часы — было без пяти восемь. Решил, что смело могу потратить четыре-пять часов на исследование двенадцати — пятнадцати километров дороги — около двух часов на поход в одну сторону и столько же обратно. С учётом времени на возвращение от перекрёстка до Восточного, в центр я мог вернуться примерно к двум часам ночи, плюс минус полчаса. Это меня устраивало, и я быстрым шагом отправился в путь.
Примерно через три километра меня ждал сюрприз — дорога, по которой я шёл, упёрлась уже в полноценную трассу. Это было неожиданно, и шансы дойти до какого-нибудь указателя сильно увеличились. Пока я об этом размышлял, вдали показались фары автомобиля. Машина стремительно приближалась, поэтому я быстро спрятался в сугробе.
Когда автомобиль проехал, я выбрался на трассу и направился за ним. Мне было всё равно, в какую сторону идти, но почему-то казалось, что в такое позднее время было намного больше шансов, что люди в машине возвращаются в какой-то населённый пункт, а не покидают его.
Идти по трассе было приятно, видимо, её чистили от снега и льда. Машины мне больше не попадались, и это избавило меня от необходимости ещё раз нырять в снег и прятаться там. А примерно через полчаса я убедился в своей правоте относительно направления движения, уткнувшись в дорожный указатель. Он сообщал, что до города Домброва-Белостоцка было ровно десять километров.
Это можно было считать удачей — я не просто выяснил название одного из ближайших населённых пунктов, но ещё и сделал это довольно быстро. Был шанс вернуться в Восточный к полуночи. Я несколько раз прочитал и запомнил название города, после чего отправился назад.
На обратном пути я только и думал о том, где бы теперь достать карту Польши, чтобы узнать, как далеко находится центр «Ост» от польско-белорусской границы. От ощущения того, что я сделал первый шаг к полному выполнению задания, настроение у меня стало просто замечательным. Хотелось двигаться дальше и побыстрее попасть домой.
Когда я дошёл до заброшенной дороги, ещё раз вспомнил мои приключения в штольне и стычку с партизанами. Я находился относительно недалеко от этого места — примерно в трёх-четырёх километрах, и мне захотелось воспользоваться ситуацией и сходить на место боя. Время позволяло. Особо спешить в центр не стоило — я настолько переполнился эмоциями, что уснуть раньше, чем под утро, мне не грозило.
С другой стороны, рисковать лишний раз не стоило — если в той штольне была база партизан, то соваться туда было опасно. Хотя, конечно, хотелось проверить, вернулись ли партизаны за телом своего товарища, или я их напугал так сильно, что они предпочти этого не делать. В таком случае тело партизана, скорее всего, съели волки.
«А вот автомат волки сожрать не могли, и он там, возможно, лежит до сих пор. Даже два автомата», — эта мысль пришла довольно неожиданно, и я понял, что теперь она меня не отпустит, пока я не схожу и не осмотрю место боя, потому что магия — это хорошо, но магические навыки плюс хороший автомат — это всегда лучше, чем просто магические навыки.
Я подумал, что если к названию ближайшего населённого пункта можно будет добавить два автомата, то мой план полезных дел на вечер, будет перевыполнен. С этой мыслью я направился к штольне. Дошёл до неё быстрым шагом примерно за тридцать минут. К моему удивлению, ловушку так никто и не восстановил — яма была открыта. Невероятным усилием воли подавил желание войти внутрь и посмотреть, что находится в штольне дальше того места, откуда я вылез по лестнице, и пошёл в обход горы.
Место, где прятались партизаны и откуда они в меня стреляли, засыпало снегом. И хоть я примерно представлял, где убитый мной противник уронил оружие, искать автомат можно было долго. Особенно если его уже забрали другие партизаны. С телом было проще — его я нашёл довольно быстро. Определил его местоположение по небольшому снежному холмику. Раскопал холм и обнаружил под снегом убитого противника, его автомат и сумку.
Почему партизаны не вернулись за своим товарищем — осталось для меня тайной. Возможно, они его недолюбливали, а может, куда-то сильно спешили, решили вернуться позже, но по какой-то причине не смогли этого сделать. Вариантов было множество, но по большому счёту мне было всё равно: не вернулись, да не вернулись. А волки, судя по всему, в этом месте не водились.
Я стоял и смотрел на партизана, который лежал передо мной на снегу. Каких-либо угрызений совести за его убийство я не испытывал — этот человек сам пытался меня убить, и я был вынужден защищаться. На этот счёт я не переживал. А вот, то что он теперь лежал на снегу, словно убитое лесное животное, мне не понравилось. Кем бы этот человек ни был, это был человек, и я должен был предать его тело земле.
Оглядевшись, приметил неподалёку большой валун, размером с легковой автомобиль. Используя магию земли, сделал возле него яму. Вышла круглая, но тут уж какая получилась, такая получилась — вручную копать мне не хотелось. Диаметром яма была около двух метров и глубиной — метр.
Вернулся за партизаном. Решил проверить содержимое его сумки, возможно, там были какие-то личные вещи или документы, которые стоило оставить с ним. Однако ничего подобного в сумке не оказалось, зато там лежали два полных магазина к автомату, армейский нож и маслёнка с оружейной смазкой.
«Лучше бы здесь была карта», — подумал я, выворачивая сумку, в надежде обнаружить в неё хоть что-то ещё.
Но карты там не оказалось, и это было логично — партизаны явно прекрасно знали эти и ни в каких картах не нуждались. А вот мне она была нужна. Не желая расставаться с мыслью, что в этот день найти карту мне не светит, я решил проверить у партизана все карманы.
