животное ограничивалось грациозными прыжками, оставаясь вне досягаемости голодных челюстей и меняя направление только при виде более прямого пути.
Голубые глаза на острой волчьей морде оставались сосредоточенными на величественных оленьих рогах. Терпение, советовал волчий инстинкт, знавший, что стая может достичь того, чего не мог бы один сильный охотник. Как будто бы в ответ на мысль их лидера, другие волков вырвались из укрытия сбоку, спеша присоединиться к охоте. Но олень хорошо выбрал свой путь: длинный поворот увел его от новых охотников, не позволив и вожаку сколько-то сократить дистанцию.
Низкий утес вырисовывался впереди, и хотя в долине не было ни ветерка, олень ощутил новую засаду — псовые формы скрывались в густом папоротнике у кромки тенистых глубин леса. Олень бросился в известняковый обрыв, спрыгнув с кошачьим изяществом, и сумел найти точку опоры для копыт на каменных выступах.
С напряженным фырканьем и раздувающимися ноздрями, первыми внешними знаками отчаяния, олень карабкался вверх по скале в три раза выше его собственного роста. Трое волков сорвались из укрытия в папоротнике внизу, воя от голода и разочарования, когда олень достиг вершины утеса и снова увеличил скорость. Копыта били и стучали по твердой земле, и олень, взмахнув белым хвостом, устремился к открытой местности.
Но лидер маленькой стаи волков не должен был, не мог допустить поражения. Бросившись на каменную стену, он карабкался, цеплялся и тянулся вверх, вкладывая всю силу мощных задних лап, подгоняемый голодным отчаянием. Наконец, широкие передние лапы достигли вершины, и хищник снова помчался за добычей, вторя воем тяжелому дыханию бегущего оленя.
Другие волки пытались следовать за ним, хотя большинство отстало. Еще несколько молодых самцов и гордая, желтоглазая самка одолели подъем. Их охотничья песнь присоединилась к шуму погони и задала направление для более слабых волков, которые бежали по другой стороне известнякового обрыва, ища более удобное место, чтобы пересечь его.
Усталость начала одолевать вожака, в движениях появилась неуверенность, которой раньше не было. И все же запах добычи был силен, и в нем чувствовалось изнеможение самого оленя, его растущее отчаяние. Это придало надежды волку, и он поднял свою голову в призывном, предвкушающем вое остальной стае, прозвучавшем подобно молитве среди безмолвных гигантских деревьев, укрывших зеленью прохладную землю.
Но могучий олень обрел второе дыхание, которое удивляло и пугало гордого охотника. Хищник мчался через лес, припадая к земле, и косматый хвост вытянулся в стрелу. Яркие голубые глаза сосредоточились на образе убегающего оленя, на рогах, задевающих ветки и листья. Больше не воя, чтобы не тратить попусту ни одного отчаянного, задыхающегося вдоха, напрягшийся волк гнался в мертвой тишине.
И в этом молчании он начал ощущать свое поражение. Стремительные фигуры его товарищей шелестели словно призраки в покрытой папоротником земле позади его, но и они не были способны преодолеть расстояние, отделяющее от убегающей добычи. Даже желтоглазая самка, длинные челюсти которой раскрылись в клыкастой голодной усмешке, не могла больше выдерживать темп.
Олень резко повернул и бросился влево. Срезая угол, ведущая пара волков сократила расстояние. Скоро самец бежал сразу позади с левого бока добычи, а сильная самка приблизилась с противоположной стороны. Пара охотников обложила оленя с обеих сторон, чтобы пресечь любую попытку изменить направление.
Но олень продолжал свой бег с непреклонной решимостью, словно обнаружил цель. Он бежал вниз по склону широкого хребта, ныряя в заросли, перепрыгивая большие валуны, которые были бы препятствием для более мелких существ. Лес раздался в стороны еще больше, и за просекой показалась полоса голубой воды, бухта, разделившая неровную землю.
Наконец олень вырвался из леса и поскакал через широкую пустошь. Мягкая земля гасила удары широких копыт, и, хотя язык оленя свисал из широкой пасти, а ноздри бешено раздувались с каждым вздохом, животное даже ускорило свой отчаянный бег.
Но то же сделали и волки. Больше и больше их вырывались из леса, прокладывая путь через болотистый луг, мчась в мрачном и целеустремленном молчании. Если бы большой вожак оглянулся назад, он обратил бы внимание на неожиданное количество клыкастых хищников, куда большее, чем было в его стае, когда они собирались в логове для зимнего отдыха. И все еще больше волков следовало вдоль берега, собиралось с севера и юга, плоскогорья и побережья, привлеченные охотой, сотни серых силуэтов, стекающихся к одной точке.
Олень наконец пошатнулся, но не из-за усталости. Животное замедлилось до величественной рыси, высоко задрав гордые рога. Море было близко, но самец не стремился к побережью. Вместо этого лесной король свернул вдоль скалистого берега в направлении озерца, лежавшего в совершенном укрытии каменистой чаши.
Водоем располагался слишком высоко, чтобы быть результатом прилива, и не был похож на скопление дождевой воды или стоков. Вода в нем была бледной, почти молочно-белой, и кружилась в гипнотическом водовороте. Берег был крут, но в одном месте скалы образовали подобие ступеней, позволяя оленю осторожно спуститься вниз.
Волки собрались на скалах, окружив оленя и озеро, зная, что добыча в ловушке. И все же некоторое безмолвное принуждение держало голодных хищников на расстоянии. Блестящие умные глаза наблюдали, как морда оленя коснулась поверхности воды; свесив длинные языки, хищники ждали, пока их добыча напьется.
Большой олень долго лакал воду Лунного Озера и, наконец напившись, повернулся и пошел прочь в направлении вожака стаи. Олень поднял голову к облакам, обнажая косматое горло, и издал последний, победоносный рев.
Когда волк укусил выставленную шею, он сделал это почти нежно. Убийство было быстрым и чистым, и хищник не обратил внимания на красную кровь, которая согрела его челюсти и должна была разжечь голод и желание своим свежим манящим запахом. Вместо этого волк поднял голову и сосредоточил взгляд ярких глаз на тех же облаках, которые были последним зрелищем в жизни могучего оленя.
Долгий вой разнесся по пустоши, и к вожаку присоединилась остальная часть стаи в песне радости и поклонения, в музыке, которая славила их мать и создательницу.
Когда стая наконец приступила к пище, кровь оленя бежала алыми ручьями по каменным ступеням. Хотя волков было без счета, сейчас, мяса хватало для всех. С чувством абсолютной сытости каждый хищник, съев свою долю, пил молочную воду озера.
Пир длился больше, чем весь день, и, наконец, яркая полная луна поднялась над мерцающей водой. Щенки родились под этим светом, и детеныши резвились рядом с могучими взрослыми.
Красная кровь смешалась с водой Лунного Озера, и богиня видела и праздновала со своими детьми. Ей виделась прекрасной смелая жертва оленя, а кровь могучего животного освятила воды ее Лунного Озера.
И
