— Явился! — подтвердил густым басом темнобородый велишинский посадник. — Видно, прошлогоднее позабыли! Ну да ничего, мы напомним.
— Да нет, друже мой дорогой! В прошлую зиму мы Рысей били, а они Рысей в полбелки не ставят, — поправил его князь.
— Один морок! — отмахнулся воевода.
— Да какие они волки! — презрительно воскликнул Огнеяр и сунул палец в ухо. — Скулеж-то подняли! Да разве так воют!
Вскинув ладони ко рту, он набрал в грудь воздуха и испустил долгий, звучный, пробирающий до костей охотничий вой волка-вожака. Такая мощь звериного мира, такая победная красота и неумолимая угроза были в его голосе, что все разом замолчало и замерло по обе стороны заборола. Потрясенные люди слушали голос Сильного Зверя.
— Вот так надо! — удовлетворенно сказал Огнеяр. Все вокруг смотрели на него с изумлением, а Скородум — с уважением. Личивины молчали.
— Эко ты их уел! — пробасил воевода. — Унялись, гляди-ка.
— Еще бы не уняться! — Огнеяр весело подмигнул князю. — Я ведь им охотничью песню спел. Поняли! Поняли, хорьки вонючие, что не они здесь ловцы, а кто-то другой на них самих охотиться будет!
У другого это можно было бы счесть бахвальством, но только не у Огнеяра. В нем таилась огромная, нечеловеческая сила, и чем больше к нему присматривался Скородум, тем более заметной она становилась. Теперь он твердо верил, что перед ним сын Велеса, и не удивился бы ничему.
— Кто же тебя научил? — спросил Скородум. — Если бы я тебя не видел, то подумал бы, что это выл Князь Волков.
— Меня учил волк. И выть, и различать запахи, и охотиться… И драться.
— Так ты умеешь быть волком?
Теперь уже Огнеяр посмотрел на князя с изумлением. Это был первый человек на его памяти, который правильно понял суть оборотничества. Раньше его спрашивали, умеет ли он превращаться в волка, но никто еще не спросил, умеет ли он быть волком. Никому из праздно любопытствующих охотников поболтать о всякой жути не приходило в голову, что это тоже надо уметь. И что это гораздо труднее, чем просто превратиться.
А толпа личивинов тем временем пришла в движение. Лучники на забороле приготовились встретить врагов, если они подойдут ближе. От толпы на опушке отделилось несколько человек с большими лапами голубоватой ели в руках. Это означало, что они хотят поговорить.
— Где есть ваш вожак? — ломаным языком закричал один из личивинов. — Наш вожак Кархас хочет с ним говорлить.
— Я здесь! — приветливо крикнул Скородум, выглядывая в широкую скважню-бойницу. — Здравствуй, Кархас великий и могучий!
В его голосе была легкая насмешка, но ухо личивина не могло ее уловить. Кархас кивнул в ответ с истинно дикарской надменностью. Лицо его скрывала волчья личина, одет он был в грубо сшитый шерстяной кожух с нашитыми волчьими клыками и палочками, раскрашенными в желтый и красный цвета, медвежьи сапоги и рысьи штаны — таким образом у личивинов было принято выражать свое презрение к двум другим племенам. Волчья шкура покрывала плечи и спину Кархаса, передние лапы шкуры были связаны у него на груди. Сложен он был крепко и среди личивинов казался высок, хотя по говорлинским меркам был среднего роста, а северные заморяне назвали бы его вовсе коротышкой. Он не открывал рта, а толмач*, видно, сам знал, что говорить от имени вожака.
— Вы вчера убить наши воины! — кричал толмач. — И вы взяли их добычу. Отдайте ее назад и дайте выкуп за головы. Тогда мы уйдем. А не то дух Кулема-Эляйн страшно убьет вас!
— Этого не будет, милый! — так же приветливо отозвался Скородум. — Не надо было вашим воинам на нашу землю ходить, я ведь в гости не звал!
Огнеяр мог бы еще много чего добавить, но пока помалкивал, предоставляя говорить хозяину, только провожал его слова одобрительными кивками. Неизмир на месте Скородума уже дрожал бы от страха, видя такую рать у себя под стенами, а глиногорский князь смотрел на личивинское воинство, как на горсть букашек.
Личивинский посланец был готов к подобному ответу и сразу предложил другое.
— Тогда выходи биться с Кархасом! — крикнул он. — Кархас — великий воин, он убил десять чужих вождей и повесил их головы на свой дом. Ты победишь — мы уйдем, а Кархас победит — вы даете нам дань семь зим!
— Соглашайся! — горячо воскликнул Огнеяр, едва дослушав до конца. Каждая жилка в нем встрепенулась. — Соглашайся, почтенный! — нетерпеливо умолял он князя, видя, что тот колеблется. — Я за тебя пойду!
Скородум посмотрел на Огнеяра: его лицо оживилось, глаза горели жаждой битвы. Наполнявшая его сила рвалась наружу, отказ сделал бы его несчастным.
— Я согласен! — закричал Скородум в скваж-ню. — Только вместо меня будет биться мой сын. Он молод и силен, он будет достойным противником для Кархаса великого и могучего.
Кархас величественно кивнул волчьей мордой. Он тоже знал язык говорлинов, но у личивинов считалось ниже достоинства вождя самому говорить с врагами. Толмач и воины отъехали назад к лесу, а Кархас неспешно направился к ровному месту перед воротами города, удобному для битвы.
Смолятинские кмети наперебой предлагали Огне-яру оружие, кольчуги, мечи, шлемы, щиты. Но он попросил только принести его боевой топор, оставшийся в горницах Скородума.
— Я знаю, что ты сын бога, но все же… — начал Скородум, с сомнением глядя на оружие и доспехи, отвергнутые Огнеяром. — Я не прощу себе, если с тобой что-то случится. Я знаю, что молодые любят драться, но чем тебе помешает хорошая кольчуга? У нас хорошие кольчуги, есть даже орьевской работы.
— Э, мою шкуру ковал сам Велес! — весело отмахнулся Огнеяр. По блеску его глаз Скородум догадался, что он что-то задумал. Старый князь тревожился за парня, к которому успел проникнуться дружбой, но уверенный вид Огнеяра оставлял мало места для тревоги. — Мою шкуру простое оружие не возьмет. Уже проверяли!
Он подмигнул Скородуму, взял боевой топор и пошел к воротам. Народ возбужденно гудел, предчувствуя что-то необычное. Ворота Велишина открылись. Кархас приосанился. На мост вышел один-единственный человек — среднего роста, с непокрытой черноволосой головой, с топором в руке. Сначала Кархас разочарованно сморщился при виде его — ни блестящего шлема, ни прочной кольчуги, которую личивины почитали ценнейшей военной добычей, на нем не было. Но пояс и обручья противника заманчиво блестели серебром, топор тоже был хорош, и Кархас медленно поехал ему навстречу.
— Эй, ты! — свысока окликнул он черноволосого. Перед битвой полагалось нагнать страх на противника или разозлить его бранью. — Откуда ты взялся? У Красного Носа нет сыновей!
— Сегодня вечером у храбрых хорьков не будет вожака! — дерзко ответил парень, и его белые зубы сверкнули на солнце. Что-то при виде его зубов смутило Кархаса, но он не успел сообразить что. — Если ты не уйдешь отсюда по доброй воле!
