И с другой стороны, где кроме репьев и растения другого нет, тоже появился противник. Как ночью птиц подвел? – никто уж и не скажет, а сподобился-таки подвести, залегли в бурьяне, как в прошлый раз и караулили, не вылезет ли кто из-за неприступной городьбы. А тут с другой стороны целая толпа бежит.
В бурьяне хоронилось всего пяток птиц, но и этого было довольно, чтобы людям пришлось биться на два фронта. Пять диатрим – не та сила, к которой спиной поворачиваться можно.
Как в страшном сне, где является за тобой Хурак, видел Таши – из убитой Дзаром травы, из сплетения пыльных изломанных стеблей тяжким порождением страха одна за другой вскидываются чудовищные шеи. Желтые глаза горят, клювы разинуты, из глоток рвется алчный клекот. На спинах у диатрим – карлики со своими копьецами; размахивают оружием, но в бой срываться не спешат, верно, и впрямь не ждали, что люди со стороны степи пойдут, да еще такой силой.
– Бего-ом!!! – заорал Бойша так, что слышно было, наверное, на той стороне Великой. Последняя надежда – сполохом чужинцев взять, уйти, покуда те не разобрались, что к чему. Хотя, какой уж тут сполох – несутся вражинцы, сотрясая землю дружным топотом, и кажется, что и впрямь подняли диатрим на воздух их негодные к полету крылья.
– Бего-ом!..
И – откуда только сноровка взялась! – бежали не просто кучей, а словно в загонной охоте, ощетинившись копьями, плечо соседа не теряя, вперед не вырываясь но и не отставая; понимали все – только вместе отбиться и можно. Сказалась все-таки выучка – не зря над обрывом шеренгой стояли, поджидая непрошенных гостей, недаром по осени чуть не полстепи перегораживали, прижимая стада травоядных к крутым местам. Люди всегда перед всем миром совместной работой славятся, потому и живы по сей день.
А в селении только этого и ждали. Над городьбой появились плечи и головы стрелков. По ближним диатритам хлестнуло порывом колючего ветра.
Молодцы – не в птиц метили, в наездников, троих из пяти сшибли, а остальные на целое войско кидаться поостереглись, завизжали и пошли в обход туда, где на истоптанном выгоне словно бы в один миг поднялась новая чудовищная поросль. Там с клекотом мчались наперерез людскому потоку главные силы птичьего войска.
Сшиблись в одном поприще перед воротами. Диатримы с налету врезались в строй воинов Бойши, и не было уже тут ни спасительной каменистой крутизны, ни еще более спасительного вязкого Истрецова ила; ровное место, наилучшее для диатримьих атак.
И все-же не потеряли охотники сердце, встретили напасть как должно сыновьям великого зубра. Уперли копья в землю; все, кто мог, пустили стрелы. Меток глаз степных охотников, верно летели стрелы; помогали и из-за частокола. Карлики падали, но оставшиеся без водительства птицы, подхваченные порывом соседей, жадно стремились на добычу и бежали уже не вместе со всеми, а вырывались вперед. Они и врезались первыми в строй Бойшиного войска.
Кто скажет, встречались или нет диатриты не просто с человеческими народами, но и с тяжелым загонным копьем, но правильного строя они явно доселе не видывали. Каждую хищницу принимали на три копья, а это не шутка даже для живучего ужаса пустынь. И все же первые людские шеренги проредило изрядно.
Следом за осиротелыми смертницами ударило основное войско диатрим. Но этот отряд только-только переправился через Великую, и не имел даже того малого опыта, что дорогой ценой приобрела потрепанная на Истреце орда.
Если бы ринулись всадники в бреши, что оказались пробиты первым натиском, то верно сумели бы рассечь войско на части, но они снова пошли сплошным фронтом и их встретила непроходимая стена загонных копий. Птицы лупили клювами, но срубленная в священной роще жердь оказывалась длиннее, и немногим карликам удалось достать людей.
Только поэтому войску и довелось спастись. Да еще то помогло, что свои в селении тоже не спали. В воротах спешно оттаскивали дубовые плахи, торопясь открыть проход. Над частоколом густо стояли лучники – похоже, за оружие взялись все, от мала до велика, и даже девки с бабами, не забывшие еще детские забавы, когда все, и мальчишки и девчонки, бьют из слабых детских луков пролетную птицу.
И ворота – вот они, совсем близко… Бойша, не теряя времени, взмахнул нефритовой дубинкой приказывая своим – внутрь! Сам вождь с немногими лучшими воинами отступал последним. Людская круговерть швырнула к его невеликому отряду и Таши с Тейко. Непримиримые враги оказались рядом – Тейко с копьем, уже успевшем сегодня испробовать горячей диатричьей крови, и Таши со своим знаменитым луком.
Гарцующая птица с размаху вогнала кремневый наконечник себе в грудь, пронзив непробиваемую людской рукой броню грудных перьев. Почувствовав рану она отдернулась, почти вырвав копье из рук Тейко; карлик стараясь справиться со взбесившейся от боли диатримой, на мгновение забыл о собственной безопасности, неловко открылся – и его тотчас в упор достал стрелой Таши…
Но и люди теряли многих, слишком многих. Падали раненые, рвался строй, еще чуть-чуть – и совсем смели бы диатриты рать Бойши. Хорошо, у своих стен бились, недалеко бежать…
Последний, самый страшный удар диатритов принял на себя Бойша. Уже поняв, что добыча ускользает, карлики и птицы ударили с такой яростью, что едва не втоптали в пыль оставленный отходящими заслон.
Таши пустил меткую стрелу, сбив чужинца, закинул руку за спину, чтобы выхватить следующую стрелу, но пальцы встретили пустоту – в висящем над плечом колчане больше ничего не было. В то же мгновение остался безоружным и Тейко – наскочившая боком птица вывернула из его рук массивное копье, рванулась и помчала прочь оглашая окрестности хриплым криком. Копье так и осталось в ране и теперь волочилось по земле вслед за теряющей силы диатримой. Кто-то из воинов упал, пробитый кривым клювом, кто-то продолжал сражаться, просто потому, что не было секунды, чтобы вбежать в ворота и спасти себя самого.
И в этот миг вперед шагнул Бойша. В левой руке он держал меч с обсидиановыми вкладышами, а в правой… в правой был зажат священный нефрит.
Неуловимым движением Бойша увернулся от первого удара клювом, а второго диатрима нанести уже не успела, потому что Бойша внезапно и резко взмахнул нефритом. Таши показалось, что Бойша что-то выкрикнул при этом, но слова в том кличе были странные и непонятные.
Из-под зеленого камня а разные стороны брызнула кровь. Плоть диатримы смялась, словно снопик сухой травы: нефрит перебил страшилищу шею, и не просто перебил – а снес напрочь. Из раны выглянул обломок кости, неестественно белый на алом фоне; хлынула кровь из разорванных жил. Дергая лапами в предсмертии, птица грянулась оземь, а упавшего карлика Бойша ударил пяткой в грудь – да так, что ребра у того, верно, вывернулись в обратную сторону, из рта плеснула кровь и он замер.
