— Господи, — молился старик, сложив руки, — пусть еще немного постоит этот мороз! Не дай льду растаять!
День за днем они наблюдали, как полоса льда становится шире, а полыньи сужаются.
Однажды утром Виллему прибежала к старику:
— Смотрите! — взволнованно крикнула она. — Фьорд замерз!
— Узкие протоки пока что остались. Подождем еще дня два.
— Но у нас нет времени ждать! Вдруг ночью начнется оттепель?
— Нет, оттепели не будет. А вот снег может выпасть.
— Не дай Бог! — взмолилась про себя Виллему. Но снега не было. И через два дня весь фьорд сверкал, как натертый воском пол.
Старик глубоко вздохнул.
— Ну, все ли у нас готово? — торжественно спросил он.
— Еще бы, давно готово! — воскликнула Виллему.
Через час они уже шли по широкой и пустынной ледяной равнине.
Наверное, по снегу идти было бы легче, думала Виллему. Ей было страшно смотреть сквозь лед в бездонную воду. Да и корова не так бы мучалась. Им пришлось привязать ей к копытам дощечки с шипами и завязать глаза. Они продвигались вперед медленно, ведя с двух сторон корову и помогая ей идти. Виллему дрожала в легком плаще, который сшила себе из старого одеяла.
Старик шел с трудом. Он ни разу не оглянулся на свой остров. За спиной он оставил всю прошедшую жизнь.
Виллему ликовала: скоро она будет дома! Наконец-то после месяцев ожидания она снова тронулась в путь. Ребенок уже давно начал шевелиться и часто напоминал о себе. Иногда она вспоминала, что ребенок может родиться отмеченным печатью Людей Льда, но гнала эти мысли прочь.
Башмаки ее были слишком тонки для такого мороза, и она обмотала их тряпками, волосы у нее давно уже отросли и были спрятаны под шалью, оставшейся после жены рыбака.
Время от времени лед у них под ногами издавал низкий певучий звук. Добравшись до середины фьорда, они пошли осторожнее. Здесь легко было и провалиться.
Ветер кусал уши и щеки, полетел первый мелкий, сухой снег. Снежинки острыми иглами впивались в лицо, залетали под воротник, в рукава. Старик и Виллему шли, согнувшись, чтобы защитить лица от ветра и снега.
Что это было, видение? Или сон? Который она видела когда-то давным-давно?..
Люди Льда. Смутные воспоминания. Маленькое селение в тундре. Узорчатый стяг — символ племени, развевающийся по ветру. Люди, изгнанные из дома. Идущие по замерзшей земле, через метели, бураны и лед.
Ее предки, остатки которых попали в Норвегию. И среди них — могучий колдун, олицетворение зла. Тенгель Злой.
Она брела теперь так же, как в свое время те несчастные. Вот когда она по-настоящему поняла, что они пережили. Может, некоторые из их женщин тоже ждали детей? И тоже боялись их потерять? Ей-то осталось идти всего ничего, скоро она будет на твердой земле. Если, конечно, выдержит лед.
Шаг за шагом. Медленно-медленно. Час за часом. День был на исходе.
Ослепленные блеском льда, они видели, что берег уже совсем близко. Но они знали, что между льдом и берегом всегда остается полоска воды — приливы и отливы мешают ему коснуться земли. У себя на острове они положили между землей и льдом дверь и перевели по ней корову. Здесь двери уже не было.
— По-моему, там будет лучше! — Виллему неуверенно махнула рукой.
— Куколка моя, — бормотал старик. — Не бойся, мы не дадим тебе упасть в воду.
Они развязали корове глаза. Действительно, в том месте, которое высмотрела Виллему, полоска воды оказалась совсем узкой. Виллему изо всей силы тянула корову вперед, старик подталкивал ее сзади. Общими усилиями им удалось перетащить бедную скотину на берег. Но там Виллему почувствовала, что ей не следовало так напрягаться. У нее заныла спина, и она испугалась за ребенка, хотя до родов было еще далеко. Ребенок должен был родиться только к весне.
Имена для него были давно готовы. Если родится девочка, Доминик просил назвать Кристиной, в честь его любимой тетки Марки Кристины. Как назвать мальчика, они еще не решили, но это должно было быть имя, похожее на имя Калеб.
Впрочем, для мальчика у Виллему было заготовлено другое имя. Но пока она держала его в секрете. Не хотела она обращаться к ребенку и по имени Кристина, чтобы не искушать судьбу. Разговаривая с ним, что бывало довольно часто, она называла его Карл-Ингрид. Это была ее самая надежная связь с Домиником.
Словно в счастливом угаре, Виллему шла рядом со старым рыбаком. Наконец-то она была на материке! Ей не хотелось обижать старика, выказывая свою радость, ведь ей так хорошо жилось у него на острове. Но она ликовала от сознания, что каждый шаг приближает ее к дому!
Виллему часто думала, каково пришлось Доминику на этой войне. Не ранен ли он… Продолжать эту мысль ей было страшно. Она даже не знала, кончилась ли уже война или еще идет.
Наконец они вышли на дорогу. Судя по всему, это была главная проезжая дорога между севером и югом. На обочине стоял дом. Они так замерзли и устали, что попросились на ночлег. Хозяева объяснили им, в какой стороне находится Танумс Хеде. До него было совсем близко, но идти следовало на юг, тогда как путь Виллему лежал на север. Утром Виллему в последний раз подоила Куколку, тепло простилась со старым рыбаком и пошла в ту сторону, где лежал ее дом.
Сперва ее немного подвез крестьянин, который направлялся в Шее. Потом она могла рассчитывать только на себя.
Хорошо, что отец успел перед расставанием дать ей денег. Она могла позволить себе останавливаться в трактирах, есть, отдыхать. Беременность оберегала ее от посягательств мужчин. Они просто не проявляли к ней интереса. А иногда по-рыцарски подвозили ее в повозке или позволяли немного проехать верхом на их лошадях.
Так Виллему добралась до Норвегии и шла уже по Эстфоллу. Хоть и медленно, но с каждым днем она приближалась к дому!
Однако силы Виллему таяли. Зима кончилась, на смену морозу пришли сырые, ненастные дни. Виллему простыла и чувствовала, что у нее снова начало колоть в груди.
Только в Моссе возле одного из трактиров она наконец поняла, что положение ее очень серьезно. Она пересчитала деньги. Они были на исходе — ведь она не отказывала себе в еде и отдыхе, чтобы не повредить ребенку.
В отчаянии она обратилась к одному из возниц, которые стояли там со своими повозками.
— Не отвезешь ли ты меня в Гростенсхольм, это западнее Кристиании? Тебе хорошо заплатят. Мой отец богатый человек.
Возница с презрением окинул ее взглядом с ног до головы.
— Так я тебе и поверил, девка!
Виллему нахмурилась. Она слишком устала, чтобы сердиться, и не поняла возницу. Она не привыкла, чтобы ее называли девкой.
Виллему молча повернулась и ушла в трактир. Там она спросила комнату на ночь.
— А у тебя есть, чем заплатить? — поинтересовалась трактирщица, в лице ее не было и тени добродушия.
