Кровавое зрелище излечило меня от жалости к бывшим соратникам. Пора положить конец их разбою.
— У тебя в сумке осиновый кол, — напомнил я Лизе. — Убей ее!
Истошный вой раненой вампирши и сломанный об асфальт нож Пятака, с которого я снял слабый заговор прикосновением, успокоили девушку. Ведомая любопытством Лиза высунулась из часовни, подняв большую свечу как факел.
Я занялся Пятаком. Больше ему от меня не уйти. Вопли жены подстрекали вампира к отчаянным действиям, но силенок уже не хватало для мощной атаки. Он не мог освободиться, разорвать дистанцию для краткой передышки. Я прикладывал его дурной башкой об асфальт, ломал его кости о фонарные столбы.
— Я не могу! Не могу! — закричала Лиза.
Она медленно осела на землю перед Глашей, пытавшейся подтянуться на заборе и снять свое тело со штыря. Еще чуток и вампирша окажется на свободе. В правой руке Лиза держала осиновый кол, а потушенную свечу в левой руке она приложила ко лбу.
Я понял, что в ней начала просыпаться та ее часть, о которой мне было страшно подумать.
Бросившись к ней, я вырвал кол из ее руки и вогнал его по рукоять в грудь вампирши, пронзил сердце. Глашин вой превратился в затихающий писк. Пятак поспешил мне вдогонку и напал на меня со спины. Я перебросил его через голову, нацелился нанизать его на забор, но вампир выскользнул из моих когтей, ударив меня в живот обеими ногами. Я не позволил ему перескочить во двор лицея, вытащил его на дорогу и, схватив его сзади, зажал его голову руками, попытался сломать ему шею…
Ксеноновый свет ударил по моим глазам. Он ослепил меня и обезоружил всего на мгновение, но если речь идет о вампирских боях, одно мгновение — это очень много времени. Пятак перехватил мои руки, дернул их вниз, выкручивая до боли, и вырвался.
— Ты что наделал?!! — в меня вцепился Сатибо.
— Это ты чего натворил?! Все испортил! — я отвернулся от фар белого «Лексуса» и проводил взглядом убегающего в парк Пятака. — Теперь его не догнать.
Сатибо отпустил мою ободранную, запачканную кровью куртку, брезгливо отряхнул руки и задумчиво осмотрел место происшествия. Его взгляд ненадолго задержался на заборе лицея и висевших на нем трупах. Он будто бы понял, что появился на арене не в тот момент. Затаив случайный вздох, самурай помог Лизе встать.
Ручейки слез текли по щекам девушки.
— Чем ты думаешь? У тебя вообще мозги работают? Устроили тут охоту на живца, — Сатибо не мог не прочесть ей мораль — хотя бы тихо и почти что ласково.
Он снял воск с ее лба и накинул ей на плечи свою спортивную куртку. Лиза пожала ему руку и потянулась ко мне. Я приблизился на шаг, и она обняла меня, прикоснулась к заживающим царапинам и ссадинам на моем лице.
— Тиша, прости. Наверное, она меня загипнотизировала. Ее визг оглушил меня. А еще меня парализовал страх. Я не смогла ее ударить.
— Людям не так-то просто противостоять вампирам, — я погладил ее по спине. — Ты держалась молодцом. Я тобой горжусь.
— Все! Хватит! — Сатибо нас разлучил. — Гордиться тут нечем! Я не удивлен, что чокнутый вампир додумался сделать из тебя приманку! Но ты почему согласилась? Ты ведь обещала мне сидеть дома.
— Я хотела помочь городу! — Лиза перестала ронять слезы. — Они убивали людей!
— Ты могла погибнуть. Больше я глаз с тебя не спущу… — пригрозив Лизе, самурай вспомнил о собаке. — А где Кампай?
— В машине, — Лиза указала рукой на двор, где возле дома был припаркован «Порш Кайен». — Надо посмотреть, как он там.
Втроем мы побежали к ее машине.
— Камка, привет! — Лиза постучала по запотевшему стеклу, и пес откликнулся веселым лаем.
Скоро мы выяснили, что Пятак и Глаша прокололи колеса, но сунуться в «Порше» не рискнули. Мастиф показался им опасным противником.
Сатибо присвоил мою заслугу и получил немаленькую премию за уничтожение особо опасной вампирши Глафиры Стремякиной. Народная слава самурая взлетела до небес, и все же мне особливо яростно не довелось на него позлиться. На сайте газеты «Волочаровский вестник» я прочел, что половину полученных от государства денег Сатибо передал городскому благочинному отцу Иннокентию на ремонт часовни. Другую половину он поделил между директором лицея Клавдией Рачковой и начальником управляющей компании «ЖилТрест» Глебом Сарафановым — на эти средства было решено восстановить позолоту на двух заборных пиках, залатать выбоины на фонарных столбах и заменить сломанную голубую елку.
Под домашним арестом Лиза провела восемь часов, все это время она отсыпалась. На вечер у нас с ней было назначено приятное времяпровождение под названием «Торжественное открытие торгового центра «Модный Улет».
Я стоял у зеркала, можно сказать, во всеоружии. К своему первому за полторы сотни лет балу я подготовился основательней некуда. Черный костюмчик был так ладно скроен и так удачно украшен золотыми запонками, что я был в нем как будто самый настоящий олигарх, по иронии природы угодивший на своей яхте в сильный шторм и вместо французской Ривьеры неожиданно заплывший в Волочаровский залив. Белоснежный отложной воротничок и тонкие манжеты рубашки подчеркивали коричневатую золотистость моей кожи (Лиза накрасила меня искусственным загаром по самые плавки). Модно подстриженные волосы были залиты ароматным лаком и блестели так, словно я только что выбрался из бассейна. А одеколон — о! это было нечто! Что именно, я в точности не смогу обрисовать, потому что от каждого витка его запаха, вызванного резкими движениями рук, у меня прочно закладывало нос.
Важно не забывать и о всяких мелочах, дополнявших прекрасную картину — о жгуче черной краске для моих подстриженных бровей, о защитных контактных линзах, оберегавших глаза от яркого света, о вязкой бесцветной помаде, придававшей моим бледным губам человеческую живость и блеск. Отдельного упоминания достойны роскошные швейцарские часы. Не один год они пролежали в секретере Филиппа. Хозяин не носил их из жадности, боялся, что Саркисов и компания украдут их во время совместной попойки, или что они случайно потеряются.
Наконец-то часы дождались своего выхода в свет. Как и господин Подкорытин-Тарановский.
Нежная кровь молодого бычка в моем желудке отзывалась приятным послевкусием на языке. Сердце тихонечко дрожало от радостного возбуждения. Улыбка так прочно прилипла к напомаженным губам, что я целых полчаса не мог прогнать ее хотя бы на несколько секунд, чтобы показаться себе в серьезном и даже несколько суровом настроении.
— Как же я хорош! Как красив! Просто великолепен! И счастлив до сердечных колик, — радостно засмеявшись, я погладил сидевшего у ноги пса. — Ну что, дружище Кампай? Ответь, разве я не самый счастливый вампир на планете Земля?
