— Оэлун, господин Юнсан, Оэлун попал в Небесный город!
— Что? Тао, этого не может быть!
— Его рука, она как у асур. Он вспорол барьер, он сам асура!
— Бред. Тао! Тао, успокойся.
— Я сам видел!
— Где ты его видел?
— У Небесного города. Да послушайте, господин Юнсан, он что-то поломал и пролетел...
Снаружи полыхнула молния и раздался гулкий раскат грома. Юнсан направился к разрушенному окну, забыв спросить, что делал Тао ночью в Небе.
— Я посмотрю. Жди здесь.
— Но…
— Жди.
Он очень надеялся, что Тао ошибается. Он очень хотел, чтобы тот ошибся или ему привиделось.
Глава 25. Отчий дом
Дом. Такое странное и простое слово, от которого сердце колотилось всё чаще. Никогда раньше Кан не был так долго вне стен Лояна и сейчас, возвращаясь, старался отбросить дурные мысли, но они преследовали его всю дорогу, отдаваясь шёпотом в каждой тени. Почему он так рад и встревожен одновременно, он знал, но сам себе не признавался.
Север менял. На плечах Кана красовалась волчья шкура, и он не мог сказать, оставил ли он её на самом деле из-за того, что это был подарок его людей или потому, что эта шкура отгораживала его от других юных цзюэ. Или подчёркивала, что, пока кто-то греет свой зад в постоялых домах столицы, Кан занимается действительно опасными делами?
Наверное, всё и сразу. Но стоило ему убедить самого себя в верности одной из трёх версий, его собственный голос из тени как будто бы засмеялся и зашептал: «Ты лжёшь». От этого голоса становилось холодно и одиноко, как в детстве в подвале, и, подъезжая к главным воротам Лояна, Кану приходилось держать себя в руках — в дороге он почти не спал и с трудом делал вид, что всё в порядке. Шёпот смеялся над ним, но ни в форте, ни в Лояне этого не происходило.
Может, нервы шалят?
Стоило взять себя в руки. В конце концов, он возвращался в отцовский дом, он прошёл Канрё, он удержал форт, у него нет причин для беспокойства. Просто непривычно, просто слишком шумно; нет Сяо, который ворчит, нет деревянных табличек Лина, которого больше интересует чай, чем перебранки. Нет солдат, обсуждающих, чему ещё «безумный цзюэ» научит на их счастье кухню; нет вежливых писем цы-ши…
«Ты снова никто, Цинь Кан…» — хмыкнула его собственная тень и замолчала, стоило ему пройти ворота Лояна.
— Небо придёт спасти всех проклятых-проклятых... — вдруг раздался сбоку мерзкий голос попрошайки, рухнувшего на колени и протягивающего тощую руку за милостыней. — Небо огородит нас от пропасти в Бездну! Небо...
— Проваливай! — Кан вздрогнул от неожиданности и замахнулся… но не ударил. Вспомнив Ночное шествие и Лина, остановившего демонов в форте, он тише добавил: — Где ваше Небо, когда мы подыхаем каждый год?
***
— Кан!
Первой, конечно, на него набросилась Сюин. Как всегда, в своих цветастых шароварах, всё такая же шумная и яркая.
— Матушка! У Кана волчья шкура! Ты посмотри, как вырос! Ты что, на моих гекконах так располнел?
— Я не располнел. Да стой ты! Небо… Сюин, задушишь!
— Располнел: плечи вон какие! Да ты хуже бамбука! Па-а-апа, Кан приехал!
— А то он не знает! Сюи… Да Бездна с тобой! — Кан перехватил сестру и самым наглым образом усадил себе на спину, чтобы сестра могла безнаказанно распустить его волосы и барабанить по макушке, точно ребёнок.
В таком виде его и застал подоспевший из подвала отец. Он внимательно посмотрел на детей и всплеснул руками.
— Небо, одна уже невеста, второй знает, с какой стороны за оружие взяться, а ведёте себя как мартышки. Сюин, тебе удобно?
— Очень!
— А это что за тряпка у тебя на плечах, Кан?
— Это... подарок.
— В столице оценят, — язвительно заметил Амань и, вздохнув, обнял чудовище, в которое слепились его дети. — Пойдём ужинать, пустоголовые мои дети, матушка сама готовила.
— Знал бы ты, отец, как я рад, что не нужно следить за кухней, чтобы не отравиться.
— Братец, ты сам готовил на севере?
— А кто будет? Слуги?
— Ма-а-ама, Кан стал кухаркой!
— Не кухарка я!
— Кухарка!
Амань щёлкнул пальцами: невидимая сила мягко сбросила Сюин на пол и подтолкнула обоих вглубь дома.
— Быстро к столу, и не заставляйте мать ждать. Живо!
Дети, шумя и переругиваясь, бросились в коридор, а Амань наконец-то смог закашлять, поднеся рукав чёрного ханьфу ко рту. Небо благослови чёрный цвет — на нём не видно кровь. Амань сделал глубокий вдох и последовал за Каном и Сюин.
***
— Папа, тебе плохо?
— Нет.
Амань отложил испачканный кровью платок и покосился на дочь.
Это было за месяц до возвращения Кана, и как он ни старался, но дочь, прости Небо её любопытство, замечала даже то, что он стремился скрыть.
Часто Амань спрашивал себя, почему он настолько балует своих детей, позволяя им нести на своих плечах пусть и пустую, но всё-таки голову? Возможно, из Сюин следовало вырастить покорную и умную жену, тихую и кроткую. Потом Амань возвращался в подвал, видела на полу выцветшие от времени следы ритуального круга и вспоминал, что его дети не имеют права на праздную жизнь, иначе закончат её так же, как суждено закончить ему.
Подумав, Амань развернулся к дочери, маня её в кабинет.
— Это пройдёт. Колдовство не проходит бесследно для шэнми, но если я не буду вызывать своих демонов, то восстановлюсь.
— Но… — Сюин осторожно зашла, недоверчиво смотря на отца. — Ты призывал демонов только в Канрё. Это было уже давно.
— Так и я не молод. Твоему отцу скоро сорок, если ты не заметила, — улыбнулся Амань. — Не так сложно призвать демонов, Сюин, как контролировать их. Это требует сил. Если делать это слишком долго, можно сильно испортить здоровье.
— Но ты же выздоровеешь?
— Обязательно. Всегда выздоравливал.
Амань лгал. С каждым разом ему становилось всё тяжелее, и никогда ещё он не ослабевал так надолго. Возраст и расплата, возраст и расплата… Что ж, главное — успеть закончить все дела, а потом станет гораздо проще.
— Ты что-то хотела мне рассказать, Сюин?
— Да. Я… Папа, ты же не будешь колдовать в ближайшее время?
— Войн у нас не намечается, так что нет. — Амань положил руку на плечо Сюин. — Что случилось?
— Бай…
— Опять? Ну и что же этот генеральский сынок устроил?
— Он сказал, что у меня никогда не будет мужа. Что, даже если мне найдут какого-то проклятого, то выходцев из Чанкина никто не примет в свой дом.
— Небо… Чушь! Наш род древнее рода Бая. Судя по рассказам твоего брата, это недоразумение рода Ванов было не очень внимательным при изучении истории. Если бы он хоть немного думал головой, то был бы в состоянии узнать, что Цини стали цзюэ во времена Великой Империи.
— До Восстания уездов, верно?
— Да. В те времена Чанкин, который у его дяди что кость в горле, был всего лишь приграничной провинцией. Это потом Небо отвернулось от нас, и брат пошёл на брата. — Амань мягко пригладил волосы дочери. — Нет ничего ужасного, если у моих внуков будут такие же светлые волосы, как у чанкинцев. Ты должна гордиться своим домом. И я обещаю найти тебе хорошего и не проклятого мужа.
— Я знаю, папа…
— Но не Вэя.
Сюин дёрнулась, а Амань улыбнулся:
— Я знаю о вашей переписке.
— Он просто пишет о юге.
— Конечно, а ты умная и ценишь свободу, которую я одобряю, уверенный в твоём благоразумии.
— Да…
— Послушай. — Сюин даже говорить ничего не нужно было, и Амань невольно вспоминал себя, когда он отправился к Безымянным островам. Как печально закончилась та красивая сказка о влюблённом шэнми и культистке, решившей бросить всё ради него. А ведь он действительно тогда хотел увезти её с собой. Молодой был, такой же дурной, как Кан. — Чувства, Сюин, удивительная вещь. Они дарят много радости, они заводят на опасные тропы. И мы всегда идём по ним. Даже я, даже твоя мать. Самое важное — не забывать о последствиях. Помнить о чести семьи и о границах, преступать которые нельзя.
