Хеннинг в знак согласия кивнул своей тяжелой седой головой.
— Как Ульвар. Понимаю. Нам следует надеяться, что он будет продолжать спать. Весьма неприятное существо.
— Он производит впечатление очень недалекого человека, — сказал Ветле. — Ульвар был намного опаснее.
— Абсолютно верно. Ульвар был хитер, соображал мгновенно. Ты вел себя отменно, мой мальчик! В разговор вмешалась Бенедикта:
— Но тебе не следовало оставлять бедную девочку в монастыре, Ветле. Почему ты не взял ее с собой? Ветле смутился.
— Э-э… она не такая, чтобы я мог привести ее домой…
— Что это ты говоришь? — спросил его отец, доктор Кристоффер Вольден.
— Она… ее сначала нужно воспитать, — ответил сын. — Здесь у нее руки будут слишком развязаны.
— Мы не имеем обыкновения принудительно связывать никого, — вмешалась его мать.
— А здесь именно это и необходимо, — ответил Ветле.
Он еще не рассказывал о своей женитьбе. Но сейчас пришло время сделать это. Ему было очень стыдно, особенно тогда, когда он повествовал о том, как быстро она стала взрослой, и о том, что он все еще остается ребенком. О том, что у нее полностью отсутствуют тормоза и она вообще не умеет себя вести. Как она крала и обманывала людей и о том, что она абсолютно не поддается воспитанию. А также о том, что она глубоко верит в Бога и, может быть, одумается в монастыре и исправится.
Собравшиеся не знали, что и сказать. Реакция, которая отражалась на их лицах, была весьма разнообразной. Замешательство, огорчение и довольно глубоко спрятанное веселье.
— Хорошо, при любых условиях ты должен сдержать свое обещание и через три года поехать туда, — произнес, обращаясь к Ветле, Сандер Бринк.
— Ты не должен отказываться от этого.
— И, если она выразит такое желание, ты привезешь ее домой, — решительно заявил Кристоффер. — О той свадьбе тебе думать не нужно. В Норвегии четырнадцатилетних без согласия родителей не венчают. Поэтому ты неженат, еще не женат. Но о девочке необходимо позаботиться. Она чувствует себя необыкновенно одинокой.
— Да. Если бы она не повела тогда себя так по отношению ко мне, я забрал бы ее с собой, несмотря на все ее отвратительные привычки.
— Ну и ну, — рассмеялась Бенедикта. — Раньше я знала мальчишку, управлять которым было абсолютно невозможно. Своевольного, безответственного и…
— Я изменился, — быстро воскликнул он.
— Да, это видно, — подтвердил Хеннинг. — И в лучшую сторону.
— Мы не узнаем тебя, — ласково сказала Марит. — Добро пожаловать домой, новый Ветле! Все дружески улыбались ему.
— Но… — произнес Андре. — Ты должен был узнать у Странника гораздо больше.
— Да, ты оказался не слишком боек, — поддержала его Бенедикта. — У тебя был такой фантастический шанс поговорить о времени Тенгеля Злого.
Ветле задумался.
— Нельзя было задавать Страннику вопросы, на которые он явно не хотел отвечать, — медленно произнес он.
— Откуда тебе известно, что он не желал отвечать? — спросил отец.
— Я просто знал. Но он сказал, что в один прекрасный день все образуется, вероятно еще при моей жизни.
— Но не при моей, — печально сказал Хеннинг. — Я бы многое дал, чтобы узнать, как все произойдет!
— Этого мы все хотим, — вставила Бенедикта.
— Но все зависит от того избранного, который придет после нашего поколения. Окажется ли он достаточно сильным для борьбы с Тенгелем Злым, — вздохнул Ветле.
— Да, — подтвердил Андре, который сам еще был молод и надеялся дожить до того времени. — Посмотреть интересно.
Ветле был счастлив и чувствовал себя дома прекрасно. Но далеко на юге Европы, во французском женском монастыре, в нише готического окна стояла маленькая четырнадцатилетняя девочка, смотрела на дорогу, по которой он ушел, и чувствовала себя больной.
Она никогда не думала, что сердце может разрываться на части от печали и грусти.
Но сейчас она познала это. Только не знала, сможет ли оно выдержать такое.
День восьмого августа 1918 года назвали «черным днем в истории германской армии». Во Франции под Амьеном объединенные силы ее противников заставили бежать немецкую дивизию, а за ней побежали и многие другие соединения. Семь дивизий были разгромлены, и это положило начало окончанию первой мировой войны.
Ветле два последних года с тревогой следил за ходом войны. Думая о Ханне, он чувствовал угрызения совести. Она же находится в самом центре театра военных действий, а он оставил ее там!
За эти два года он успел несколько раз влюбиться и стал думать, что девчонки в жизни предназначены лишь для одного. Однако, когда он поделился своими мыслями с Андре, то тут же получил отпор. Андре был женат на суфражистке Мали и это сказалось на его мировоззрении. Он обозвал Ветле самоуверенным мужиком, сказав при этом, что ему, выходцу из рода Людей Льда, которые на первое место всегда ставили понимание, терпимость и сочувствие другому человеку, должно быть просто стыдно за свои мысли.
Слова Андре сильно задели Ветле. Он такого и в виду не имел. Но после этого он стал по-другому думать о Ханне. Не то, чтобы изменились его чувства по отношению к ней, вовсе нет, но он сейчас понял ее. Она была намного взрослее его, мальчика, не имевшего никакого представления о требовательных побуждениях, существующих в теле человека. Она была дитя природы и то, что она набросилась на него, влюбилась в него, вполне естественно.
Как плохо он обращался с ней! Так мало понимания проявил! Уговорил пойти в монастырь! Для ее собственного благополучия? О, нет. Только для того, чтобы отделаться от девочки надежным способом.
— Мама, я поеду во Францию, — сказал он в первый день нового 1919 года. Марит заволновалась.
— Я… не знаю, нужно ли тебе делать это.
Раньше Ветле часто раздражали растерянность и отсутствие эрудиции у матери. В детские годы он не видел, как сильно Марит стремилась получить то, чему ей не удалось научиться в детстве. Он не обращал внимания на то, как день за днем шло ее развитие. Неуверенность все же осталась в ней и, если ей приходилось принимать важное решение, она тут же обращалась за советом к Кристофферу.
После возвращения домой из своего опасного путешествия, Ветле стал смотреть на мать другими, более любящими глазами. Считал обязательным для себя обращаться к ней за советом, с тем, чтобы она почувствовала, что с ней считаются. Но то, что она сейчас не находила ответа, ему было понятно. Поэтому они вместе пошли к Кристофферу, который тут же связался с нужными людьми. Требовалось узнать, каковы сейчас связи с Францией.
Ветле пришлось ждать до марта. Правда, они с Ханне договорились, что он приедет за ней осенью, в тот же самый день, когда они расстались. Но он знал, что в Германии после долгой войны царит голод. О Франции же он вообще не знал ничего.
