– Молодец! – Сёльви одобрительно хлопнул Эйнара между лопаток. – Конунг будет тобой доволен!
– Но куда мы идем? – сообразил Халльмунд и беспокойно завертел головой. – Эйе, вели грести к берегу! Там же конунг!
– Нет, – жестко ответил Эйнар, хотя не он, а Халльмунд был оставлен старшим на «Ушастом». – Если бы мы могли сейчас спросить совета у конунга, он велел бы идти на Клионн и поднимать наших людей. Это сейчас важнее. А он сам выберется.
– Да ты что! – Халльмунд в ярости вскочил и попытался сгрести его за грудки, но стегач не очень-то схватишь. – Бросить конунга!
– Халле, успокойся! – Сёльви сзади схватил его за руку. – Он опять прав. Конунг велел бы готовить войско. А он позаботится о себе сам. Ты в этом сомневаешься?
– Но мы уйдем на Клионн, а он останется здесь! Как он к нам попадет?
– Лучше мы за ним пришлем корабль еще раз, ближе к делу. Тут дороги на полдня. Сначала надо подготовиться к битве.
– Ну, в крайнем случае, изобразишь его еще раз! – усмехнулся Эйнар. – В драке ты справишься без моих подсказок, так что не бойся!
– Я? – выразительно возмутился Халльмунд и выругался.
Изображать Торварда снова он никак не желал.
Торвард конунг и Элит вернулись в бруг Айлестар гораздо раньше, чем их ждали по самым смелым подсчетам, – на третий день после отъезда. За это время было просто невозможно проделать путь от бруга до побережья, до острова Снатхи и обратно. К тому же они пришли только вдвоем. И само их неожиданное появление удивило всех настолько сильно, что мало кто задался вопросом: почему Дева Тысячи Заклинаний одета в нижнюю рубаху Торварда и где ее собственное платье?
Но что там платье, когда в руке Торварда сиял сам Каладболг!
Войдя в башню, он приблизился к ложу, устроенному для рига Брикрена, и тот приподнялся ему навстречу, как завороженный глядя на бронзовый меч. Сам Брикрен, обладая островом, на котором располагался Дун Скайт, не раз видел Каладболг – вернее, его отражение, и хорошо знал, как тот выглядит. Бывший Торвардов «меч посвящения» несколько от него отличался, однако Брикрен с первого взгляда понял, что истинным Каладболгом теперь является именно этот клинок.
– Я принес тот меч, который нанес тебе рану, – сказал Торвард. – Именно этот меч. И теперь ты можешь быть исцелен. Но прежде, чем это случится, ты должен дать клятву никогда и ни в чем не нарушать мира и добрых отношений с островом Клионн и его обитателями. Ты должен дать клятву быть другом Дому Клионн, не умышлять зла на род Миада Эброндоэ. И если добиваться любви Элит, – он взглянул на девушку, которая в широкой и короткой для нее мужской рубахе выглядела не менее обольстительно, чем обычно, – то лишь преклоняясь перед ее красотой и не позволяя себе ничего такого, чего она бы не одобрила.
– Я клянусь, – ответил Брикрен, нервно сглатывая и с трудом сохраняя самообладание. – Я клянусь Каладболгом, который вижу воочию перед собой, что ни в чем не нарушу мир с островом Клионн и его обитателями. Я клянусь почитать Элит Элгу, как саму Великую Богиню. И пусть сам Каладболг нанесет мне неисцелимые раны, если я делом или помыслом нарушу эту клятву!
Торвард вопросительно взглянул на Элит, и она улыбнулась. Тогда он поднес рукоять меча к ране на бедре Брикрена и слегка коснулся повязки красным самоцветом.
– Пусть сила Каладболга, нанесшего рану, исцелит ее! – пожелал он. – Пусть станет риг Брикрен Биле Буада так же здоров и крепок, как был до нашей встречи.
Улады и сэвейги, собравшиеся в брохе, едва дышали. Перед глазами множества людей совершалось чудо – первое чудо вновь вернувшегося в земной мир Каладболга. Брикрен сидел застыв, весь погруженный в себя и свои ощущения. Потом протянул руку и несмело прикоснулся к повязке. Нажал. А потом стал лихорадочно разматывать и срывать льняные полосы с засохшей кровью. И вот – на месте раны, не заживающей и кровоточащей все эти долгие дни, открылась гладкая свежая кожа, розовая и здоровая!
Брикрен вскочил с лежанки и захохотал, покачнулся, отвыкнув за два месяца стоять на ногах, уцепился за кого-то и опять захохотал – ликующе и радостно, словно бог, осознавший собственное рождение. В одной рубахе, с длинными разлохмаченными волосами и буйной рыжей бородой, рослый и мощный, он и впрямь напомнил сэвейгам самого Тора, готового идти в бой с великанами – только молота и не хватало. И все улады в брохе захохотали вместе с ним, разделяя радость и ликование от свершившегося чуда.
Покончив с одним делом, Торвард немедленно занялся другим. Элит, поднимаясь по лестнице в грианан, чтобы переодеться, не раз оборачивалась и бросала на него приглашающие взгляды, но сейчас для него важнее было другое: немедленно отправить людей на Снатху, чтобы вернуть «Ушастого Дракона». После случая с Хедином никто из прочих вождей не смел выступать против Торварда, и все его распоряжения выполнялись беспрекословно. Фродир Пастух, Стейнгрим Копыто и Гуннар Волчья Лапа после всех одержанных побед настолько уверовали в удачу Торварда конунга, что только с ним связывали успех всего похода, и даже возможность завладеть всеми приобретенными богатствами не побудила бы их к предательству. Но все же без своей собственной дружины, которую дома и в походе привык считать своей семьей, Торвард чувствовал себя неуютно и одиноко. Именно с ней он жаждал разделить радость победы над Красным Королем Холмов, и без этого его радость была не полна. Именно этим людям он стремился в подробностях рассказать, как все происходило, зная, что им это не менее интересно и важно, чем ему самому. Халльмунду, который на самом деле был вовсе не таким тугодумом, каким выглядел, и иной раз мог подать очень дельный совет – просто обычно он не утруждал себя раздумьями, твердо уверенный, что Торвард и сам все решит наилучшим образом. Сёльви, который обладал умом и опытом пятидесятилетнего человека, но душой оставался таким же молодым, как его собственный сын Аринлейв. Аринлейв, который сбежал в поход на следующий же день после собственной свадьбы, – другой еще год не мог бы опомниться от гордости, заполучив в жены ближайшую родственницу самой фрии Эрхины, но для него было немыслимо даже ради нее остаться дома, когда конунг идет в поход. Эйнар, который, будучи единственным сыном в знатной и богатой семье, мог еще в двенадцать лет снарядить собственный корабль с дружиной, но и сейчас, в двадцать пять, продолжал ходить десятником на корабле Торварда. И при всей своей наглости, бессовестности и заносчивости еще ни разу не захотел ничего такого, что шло бы вразрез с интересами дружины в целом.
В этот же день Торвард послал людей на побережье, чтобы там отправили один из кораблей на Снатху. Но еще на полпути посланные встретились с Гримом Проворным, Гисли Сорокой и Ульвом Новым, которые усердно налегали на весла, поднимаясь по Клионе к бругу Айлестар, чтобы предупредить о появлении Эдельгарда ярла с целым войском.