— Зачем резать. Скот отгоним подальше и спрячем.
— Влад, — чуточку недоуменно поглядел на меня Титыч. — Я понимаю, что «пантеры» многому такому обучены, что мне и не снилось. Но объясни ты: как можно затереть следы от стада в сотню голов, да еще так, чтоб их даже хог-гоблины не заметили? Я уж не говорю, о том, что шаман клана всегда скот отследить сможет, если хоть одну лепешку найдет, недельной свежести.
— Да хоть две, — ухмыльнулся я. — Представь себе, дядька Ярополк, что ты тот самый следопыт гоблинов, которого послали пропавших коров отыскать. Представил?
— Влад, какой следопыт? — возмущенно фыркнул староста. — Бабка Немига, по вытоптанной и изгаженной земле место, где стадо в сотню голов проходило, на ощупь найдет.
— Бабка Немига, говоришь? Угу… Тогда скажи мне, Зоркий Сокол, а что подумает бабуся, узрев или нащупав поверх земли, взрыхленной коровьими ратицами, следы, оставленные троллем?
— Поверх… — Титыч призадумался. — Ты, хочешь сказать?..
— Ну ну… — поощрил я мыслительный процесс.
— Гоблины должны решить, что наших коров угнал тролль?
— Угнал не угнал, но успел найти буренок раньше, — кивнул я. — И теперь им придется отнимать стадо у пещерного великана. Рискнут?
Староста какое-то время рассматривал чубук трубки, да так пристально, словно на нем был выцарапан ответ.
— Если в деревне останется еще хоть какая-то живность, то вряд ли. Убить тролля не так просто, да и связываться с ними — себе дороже. Они хоть и не злопамятны… Вернее — забывают все быстро. Но кто его знает. А увидеть однажды у своих костров пару дюжин разъяренных пещерных великанов никто не мечтает. Гоблины умом не блещут, но и не безумцы. Факт… Гм, а что, Влад Твердилыч, хорошая придумка. Но как мы потом сами с… Хозяином столкуемся?
— Если честно, то пока я над этим не задумывался, но вариантов много. Начиная с того, что, как ты сказал, они быстро обо всем забывают. Не бери в голову, Титыч. Как обхитрить мальца я придумаю, давай о деле…
— Давай… — Староста был сама покладистость и внимательность. Только что в рот не заглядывал.
— А придумка моя такая. Еще до поединка объявить гоблинам, что деревня теперь принадлежит троллям. И если они хотят это оспорить, то все вопросы и претензии к Хозяину деревни.
— Думаешь, один тролль с целым кланом справится? — покрутил головой Титыч. — Сомневаюсь. А если великан сородичей позовет свое имущество отстаивать, то лучше Выселкам еще один клан кормить.
— Никто никого звать не будет, — поспешил я успокоить старосту. — Скажи, вот вы дань Лупоглазым платите только потому, что сами отбиться не можете или по какой иной причине?
— Отбиться, пожалуй, мы бы смогли, — потащил потухшую трубку в рот староста. Затянулся, даже не заметив, что дыма нет, и продолжил:
— В деревне сорок восемь дворов. Мужиков, умеющих держать оружие, правда, всего шестнадцать. Ты же их почти всех видел. Когда к Одноглазой пещере ходили… Да дюжины две подростков постарше наберется. Только какие из них бойцы? Копье, стрелу подать. Камень на голову сбросить, пожар потушить… Ну и баб с полсотни. Тех, кто смерть позору предпочтет. Эти с вилами и косами хоть на тролля пойду. Выучки, понятное дело, никакой, — полягут быстро. Но зато ярости у них на троих мужиков хватит. Так что с сотней, а то и более зеленых недомерков, Выселки бы справились. Но только потом, если я в бою не погибну, меня казнят. Как бунтовщика и смутьяна. Вполне возможно, что и со всей деревней вместе… Вот тебе, Влад, и вся причина.
Староста еще раз попытался затянуться. Естественно, из этого ничего не получилось, и он удивленно уставился на потухшую трубку. Только вряд ли видел то, на что смотрел. Мысли его были слишком далеки от обыденности.
— Любое вооруженное столкновение запрещено Указом императора, под страхом смерти. И там же предписано — все споры решать поединком. А до твоего появления у нас Защитника не было. Впрочем, это я уже говорил… Поэтому и платили гоблинам. А что поделаешь? В Приозерном мужиков раза в два больше, чем у нас, а и те покорились. Сперва ерепенились, собрали деньгу, наняли Защитника… из ветеранов. А потом еще и дань отдали, когда того наемник Лупоглазых убил…
Титыч в третий раз попробовал затянуться и только теперь понял, что табак давно выгорел. Перевернул трубку и постучал чубуком о колено, выбивая пепел.
— Так-то…
Собственно, это я и хотел от него услышать. Люди не силы вражеской боятся, а закона. Который, как всегда, несправедлив и гораздо беспощаднее любого супостата. Потому что неумолим!.. А на подкуп у крестьян денег нет. Дань заплатить — и проще, и дешевле, и понятнее…
— Ясно… Ну ничего, не горюй, дядька Ярополк. Обещаю, если все пойдет как надо, ты вскоре не Выселками распоряжаться будешь, а в городе наместником сядешь.
— На кол бы не сесть, Влад… — проворчал тот. — Палачи императора в этом деле толк знают…
— Будя тоску нагонять, ветеран… Я ж не зря расспрашиваю. Смотри, как все красиво у нас с тобою получается. Гоблины вернутся свои требования предъявлять людям, а Выселки уже тролль занял. Это — раз. Самому Хозяину недосуг поединками баловаться — для этого он меня нанял. Это — два. И самое главное, оцени — если придется турнуть зелененьких в шею всем миром, то проделаем мы это уже не как взбунтовавшиеся крестьяне, а как наемники троллей. То есть ни одной запятой не нарушая императорского указа. Теперь понятна моя задумка?
Ответить Ярополк Титыч не смог. Зато вытянувшееся лицо старосты и раззявленный рот были достойной оценкой моим выдающимся, да что там скромничать — гениальным, умственным способностям.
— Варежку закрой — кишки просквозит, — пошутил я грубовато, как и принято между легионерами, озорно подмигивая. — Все, Титыч, совет командиров закрыт на переучет. Пошли борщи трескать. А если уж совсем невмоготу станет, так и быть, за столом я тебе еще на пару вопросов отвечу. Я, когда поем, жутко добрый становлюсь. И — общительный…
* * *
Листица не выставила старосту за двери. Даже слова плохого не сказала. Наоборот — накрыла стол, насыпала в миски (я угадал!) густого, наваристого борща, на сметане. Но ставила посуду на стол так акцентированно, что у ни в чем не повинного предмета мебели все доски поскрипывали, а ножки казалось, вот-вот подломятся. От такого потчевания Титыч пару раз едва не подавился, а потом в сердцах кинул ложку, пробормотал себе под нос, что-то о взбесившихся бабах, которых только вожжами и урезонишь, и ушел. Но не просто так, а — думать!.. Пообещав дать мне окончательный ответ, понимай — благословение, ближе к вечеру.
