Тревожно в городе. Холодно. Не обходится и ночи, чтобы стража не обнаруживала труп с перерезанным горлом, ножом в брюхе или удавкой на шее. Двадцать семь убийств только с начала месяца октября, да еще утопленники, да исчезающие дети… Последних словно ведьмы похищают - все из бедных кварталов, возрастом от пяти до тринадцати лет, мальчики, девочки…
Прошлой неделей на Еврейском острове Святейшая инквизиция воздала одной из проклятых колдуний по заслугам - повариха Роза Анвен была сожжена за богомерзкое колдовство. На толстуху Розу донесли, и донос оказался (вот редкость!) справедливым - мадам Анвен, ни больше ни меньше, варила колдовские декокты, используя черных котов и петухов, торгуя затем этой отравой и утверждая, что нашла секрет привораживающего зелья. За Розой на костер отправился и муж: соучастие.
Жаль, что инквизиция трудится во Франции из рук вон плохо. Умные и настырные братья доминиканского ордена - отличные следователи. Их бы требовалось привлекать не только к делам о колдовстве и ереси, но и к сугубо гражданским расследованиям - частично они берут на себя особо трудные дела, но это случается редко.
Происшествия не касающиеся церковного Трибунала относятся к ведомству господина парижского прево, мессира Жана Плуабуша, в помощниках у которого ходит капитан Марсиньи.
«Ан гро до ла капитэн де Марсиньи» - Толстая Задница Капитан Марсиньи. Вот так заглазно именовали верного служаку Его величества Филиппа Капетига равно как горожане, так и его собственные сержанты. Правда, за глаза. Неповоротлив, медлителен, чересчур флегматичен, вечно устал…
Давным- давно никто не видел, как у капитана загорались глаза при сообщении о нарушении законов королевства и как Марсиньи, с ретивостью породистой гончей бросался по следу. А за кем, скажите на милость, бегать, высунув язык? За мальчишкой, стащившим булку с лотка? За торговкой не уплатившей с товара налог в казну? Так с казны и не убудет.
Скажете, за убийцами? Да, но как найти, допустим, злодея, перерезавшего третьего дня семью шорника на улице Сен-Люсьен только за ящичек, наполненный монетами - сбережениями хозяина? Свидетелей никаких, следов тоже, лишь пять окровавленных трупов и разгром в доме, будто после отчаянной драки. Ищи-свищи теперь… А как прикажете отыскать негодяя, прикончившего монаха-бенедиктинца и похитившего суму для милостыни прямиком на кладбище Невинноубиенных младенцев? Ночью прошел дождь, любые отпечатки обуви смыло, да и половина Парижа разгуливает в одинаковых башмаках.
Плохо в городе. Что-то грядет. Или чума, или война, или голод. Грядет…
Так думал мессир королевский капитан Марсиньи, тяжело вылезая из седла возле кордегардии Перре, что рядом с одними из восточных ворот города - Фонтенбло. Хотел заглянуть на огонек, хлебнуть вина и немного согреться.
Накликал.
Этих двоих звали одинаково - Гуго. Господа сержанты в синих туниках с нашитыми лилиями. Гуго де ла Сель и Гуго де Кастро. Именно Гуго и Гуго встретили измученного дождем капитана у ворот - мокрые, дрожащие, но почти счастливые.
- Мессир капитан!… - у де Кастро аж голос срывался. - Дом! Дом на улице Боннель!
- И что «дом»? - низким охрипшим голосом осведомился Марсиньи.
- Мы его нашли, мессир капитан!
- Нашли дом в Париже? Ты, Гуго, наблюдателен, как я посмотрю. Сколько живу в городе, ни одного дома не видел. А ты - вот удивление! - нашел… - Марсиньи не был настроен шутить. Ему было холодно и мокро.
- Нет же, господин капитан! Дом того, кто похищает детей!
* * *- Пресвятая Дева… Гуго! Быстро беги в церковь Сен-Жан-ан-Грев! Колоти в ворота, кричи, но перебуди всех! Именем, что называется, короля… Пусть святые братья прибудут немедленно, до рассвета - нельзя, чтобы по городу пошли слухи об… этом. Я передаю дело Святейшей инквизиции. Здесь королевскому суду делать нечего.
Гуго де ла Сель понятливо кивнул и загрохотал сапожищами вверх по подвальной лестнице, попутно крестясь и бормоча «Славься Мария».
Марсиньи бессильно опустился на скрипнувший под его тяжестью табурет из буковых реек.
В углу громко тошнило второго Гуго, а еще двое сержантов пришедших вместе с капитаном стояли ни живы ни мертвы. Было чего пугаться, ой было…
Иисус- Мария, придется немедля писать протокол, докладывать судье, прево, может быть даже королю! И это еще не конец дела -отцы инквизиторы обязательно затаскают всех, кто побывал в этом доме нынешней ночью в качестве свидетелей, будут докапываться не упустили ли кого из обитателей маленького адского круга на улице Боннель!
Вроде не упустили. И сам мессир Жерар де Бевер, нормандский дворянин, двадцати девяти лет от роду, и его наводящая дрожь матушка, мадам Изабо, и единственный одноглазый слуга захвачены в целости и сохранности, едва ли не прямиком в постелях. Как говорится тепленькими. Дверь вышибать не пришлось - Изабо де Бевер сама открыла и тотчас начала голосить, что сержанты судебного округа вместо праведных трудов на благо подданных короны беспокоят в неурочный час… И так далее.
Она была огромна, жирна, с белой глянцевой кожей на одутловатом лице, бесчисленными трясущимися подбородками, черным провалом бесформенного рта и разноцветными глазами - правый карий, левый почему-то желто-зеленый. Несомненный знак дьяволовой печати.
Мадам Изабо отказалась будить сына, даже когда Марсиньи, преодолев ее громкоголосое сопротивление спустился в подвал, а беднягу Гуго вытошнило в первый раз.
Мальчик мадам Изабо устал, ему нужно много отдыхать! Нарушать человеческий сон за четыре часа до рассвета - это зверство, мессир капитан! Вон из моего дома!
Ее связали, когда озверелая мадам попыталась ударить капитана по щеке. Вязали долго, с проклятиями. Потом Гуго пнул ведьму в лицо подошвой сапога и мадам Изабо притихла. Другой Гуго и Мишель Ливаро, обшарив дом приволокли заспанного мессира де Бевер. Он доселе не может ничего понять. Зовет на помощь ворочающуюся в углу матушку - тушу дьяволицы в желто-серой грязной ночной рубашке.
- Ваши записи? - Марсиньи поднес к лицу вздрагивающего мессира де Бевер толстую тетрадь из переплетенных пергаментных листов. - Ваши, сударь?
Лицо связанного, узкое, тонконосое, с розовыми следами оспы на бледных щеках, осталось безучастным.
- Записи, спрашиваю, вы делали, мессир?… - И вдруг вечно флегматичный Марсиньи сорвался, заорав страшно и низко: - Отвечай, мразь, когда тебя допрашивает капитан королевской стражи!! Ну!!
И кулаком в переносицу. Так, чтобы кровь хлынула густым потоком. Еще раз. Пинок носком сапога под колено.
Молчит. Смотрит на бочки. Ничего, святые братья из Сен-Жан-ан-Грев быстро научат молчаливого мессира разговаривать. И, возможно, даже петь. Ох, как он запоет у отцов-доминиканцев! Соловьем!
