Сильная рука отстранила меня в сторону, будто ребенка. Меня – Трена Броэнаха, наследника главы рода Мак-Нейлов, правителя и сына правителя! Это было так неожиданно, что я сразу же пришел в себя.
– Налюбовался? – сухо спросил Фрэнк.
Он быстро наклонился, и длинный нож в его руке чуть прикоснулся к оленьему горлу. И отдернулся быстрее, чем его сверкающее острие запятнало ярко-алым.
– Нет, никогда я не пойму, что вы находите в этой охоте! Мяса тебе, что ли, мало?
Он действительно не любил и не понимал охоты, этот странный чужак, свалившийся мне на голову чуть меньше двух лун назад. Тогда, кстати, мы тоже охотились. Собаки подняли свинью-трехлетку и гнали ее по покрытому талым снегом берегу реки, заходясь лаем. Я и еще трое охотников скакали позади, готовя для броска дротики. И вот когда я уже занес руку, прицелившись свинье как раз между лопаток, я увидел его.
Он лежал у самой воды, лицом вниз. Бессильно откинутая прочь рука сжимала длинный и тяжелый меч со странной крестообразной рукоятью. И меч, и рука до самого локтя были покрыты коркой запекшейся крови.
Псы, позабыв о свинье, тяжело пробившейся сквозь сухие камыши и уходящей всё дальше и дальше, скакали вокруг тела, но – без единого звука. А еще мне показалось, что моя прославленная свора, в которой любая собака без страха выходила один на один с матерым волком, до крайности испугана.
Но вот вожак – громадный пес, прозванный за необычную окраску Буйде – Желтый, – наконец решился. Прижав уши, со вставшей дыбом шерстью на загривке, он подкрался к лежащему, осторожно обнюхал сначала бок, потом влажный черный нос поднялся выше, мимолетно коснулся кисти левой руки.
Руки, удар сердца назад лежавшей на земле. Руки, которая удар сердца спустя сломала могучему волкодаву хребет, точно подгнившую ветку.
Прежде чем я успел подумать о своем поступке, мое копье уже устремилось в полет. Сейчас оно пришпилит этого наглеца к глинистому берегу, как жука! Но вышеназванный наглец каким-то чудом перекатился в сторону, так что широкий наконечник пришелся впритирку к его боку. Глухо лязгнул металл, и в следующий момент чужак оказался стоящим на ногах, а меч, который он держал уже двумя руками, глядел мне в грудь, словно приглашая.
И вновь я не успел вмешаться: все трое моих воинов приняли это приглашение. Сразу три дротика полетели в чужака с разных сторон. Уклониться от всех одновременно не смог бы никто в Пределе.
Он и не стал уклоняться. Просто крутнулся на месте, приседая. Первый дротик оказался перерубленным налету – потом я неоднократно наблюдал за этим зрелищем, всякий раз поражаясь красоте и плавной скорости движения, – второй пролетел над его головой, срезав прядь светлых, слишком коротких для уважающего себя мужчины, волос, но третий ударил прямо в грудь. Ударил и отскочил, заставив чужака отшатнуться, едва не упав. Но через миг он вновь твердо стоял на ногах, и меч в его руках не дрожал.
Вот в этот раз я совладал с собой и поднял руку, останавливая воинов, готовых спешиться и атаковать. Они были хорошими бойцами и я не хотел их терять.
Вместо этого я сам соскочил со своей каурой кобылы и стал медленно приближаться к чужаку, не обнажая меча и держа руки на виду. Он не сдвинулся в сторону ни на волос. Стоял нарочито спокойно, давая мне возможность как следует себя разглядеть.
Высокий, статный. Широкие – действительно широкие, почти с мои! – плечи чуть отблескивают на солнце – похоже, поверх рубахи на нем надета еще одна, но сплетенная из железа. Теперь понятно, почему дротик не причинил ему никакого вреда. Длинные, мускулистые ноги обтягивают черные кожаные штаны и такие же сапоги. Лицо гладко выбрито и испачкано грязью и кровью из скверно выглядящей раны на лбу, на щеках она засохла совершенно причудливым образом – прямыми полосами с утолщениями сверху. Э-э, да это не кровь! Татуировка, сделанная красной краской: меч, направленный острием вниз. Конечно, в нашем Пределе иные воины, особенно северяне Мак-Аррайда, тоже украшают лица татуировками или просто раскрашивают их, особенно перед боем, но я готов был ставить двадцать кумалов золота против рыбьей кости, что такой не удастся найти ни у кого из них. Равно как и стальной рубахи, меча с перекрестием, чьим длинным лезвием, судя по всему, можно не только рубить, но и колоть. И мастерства владения этим мечом.
– Я – Трен Броэнах Мак-Нейл, сын и наследник правителя Кернана Калада. Кто ты и как очутился на земле моего отца?
– Меня зовут Фрэнк. А чтобы я ответил на второй вопрос, сначала скажи: как называются эти земли?
Кто-то из моих воинов не выдержал и расхохотался. Глаза чужака угрожающе сузились, как у матерой рыси перед прыжком. Сейчас я стоял к нему так близко, что понимал: от удара этого меча, особенно если нападает он так же стремительно, как и обороняется, мне не спастись. Но он не стал бить.
– Неужели есть кто-то в Пределе Мудрости, кто не знает, где расположены земли владыки Кернана? – фыркнул второй воин.
– В Пределе… Мудрости?
Чужак явно был крайне изумлен, даже опустил меч. Вот сейчас можно было бы попытаться выхватить кинжал и дотянуться до его горла, но я не стал. Потому что чувствовал, что замешательство не помешает ему снести мою голову. А еще потому, что следующие его слова привели в замешательство меня самого:
– Но ведь Пределом Мудрости называют Западный… Лаурик…
– Лаурик? – быстро переспросил я. – Ты имеешь в виду Мудрого Лаурика, прозванного Искусным? Ты его знаешь?
– Знаю? Как сказать… Мог бы ты узнать человека, тем более Мудрого, если бы прожил рядом с ним семь дюжин дней?
Эти слова окончательно доконали меня. Семь дюжин дней, чтоб мне лишиться Благодати! Этот человек три луны был рядом с величайшим человеком нашего Предела с которым я сам беседовал не более дюжины раз, – и говорит об этом так спокойно!
– Как же ты познакомился с Мудрым Лауриком?
Он воткнул меч в землю, взъерошил свои возмутительно короткие волосы и усмехнулся:
– Очень просто. Я, пьяный и злой, сидел в гостинице…
За прошедшее с того дня время волосы у него заметно отросли. А вот охоту он так и не полюбил, хотя безропотно сопровождал меня всякий раз, когда я выезжал позабавиться. Просто скакал чуть поодаль, погруженный в свои мысли, хмурый и неразговорчивый. А когда однажды один из дружинников отца – здоровяк Сегда – стал насмехаться над ним, намекнув, что чужак боится крови… Бр-р! И вспоминать-то неприятно. Разумеется, убить его Фрэнк не посмел, и в драку первый лезть тоже не стал, хотя имел полное право. Просто он в один миг превратился в совершенно другого человека. Такого, которому позавидовал бы и мой двоюродный дед, а его недаром прозвали Ядовитым Языком. Говорили даже, что от его речей свеженадоенное молоко скисало. Так вот, Фрэнк сначала весь день издевался над Сегдой, доводя его до белого каления, а потом, когда тот не выдержал и обнажил меч, устроил для всех наглядное представление. Если я сосчитал правильно, то он мог бы убить его раз пятьдесят, и вдвое больше – искалечить. Но – не стал. Хотя, сдается мне, Сегда предпочел бы такой исход. Сначала он получил дюжину мелких, но болезненных порезов, потом лишился щита, меча, кинжала, большей части одежды, а потом чужак демонстративно отбросил свое оружие и измолотил парня в кровь, при этом ничего не сломав. Ну, разве что пару зубов…
