— Красиво здесь, — глядя в окно, сказала я. — Глушь, лес березовый, речка…
— В Огонии красивей, — усмехнулся Тен.
— Я там не была ни разу, — призналась я. — Но тут все равно красиво.
— Красиво, не спорю.
На этом оборотень посчитал разговор оконченным и стал устраиваться ко сну на лавке. Я в последний раз посмотрела на потемневшее небо и полезла на печь. День выдался тяжелый.
Тенла поднял меня еще до рассвета, бессовестно плеснув в лицо пригоршней воды.
— Ты что творишь? — заорала я, вскакивая с кровати.
— Я тебя уже волк знает сколько бужу, — потушив лучину, проворчал оборотень. — Выпускай своего «светлячка», эгль уронил, ни черта не вижу, где он…
Спросонья шар получился блеклый, но света он давал намного больше лучины. Оставив Тенлу ползать по полу в поисках золотого, я оделась и пошла умываться. Холодная вода согнала последние остатки сна, заставила проснуться окончательно. Снились мне все те же крестьяне с вилами и костром. Я вытерла лицо не слишком чистым полотенцем, найденным на лавке, и прислушалась. Снаружи шумел дождь. Поднявшийся ветер игрался со ставнями, те противно скрипели и стучали о стену. Осенью такая погода может стоять неделями, однако вчера я наивно надеялась, что нам повезет и будет сухо и безветренно.
— Может, попозже выедем, а? — с надеждой спросила я, посмотрев на Тенлу, точнее его филейную часть, высовывающуюся из-под стола.
— Чем раньше выйдем, тем быстрее доедем… апчхи! — погасил мою надежду оборотень. — Под стол, похоже, не первый год весь мусор сметают!
— Тут, похоже, вообще давно никто не подметал, — обозрев пол, с сомнением сказала я. — А пыль там накопилась естественным, так сказать, путем. Нашел эгль-то?
— Да ни черта!
Почесав голову, я вспомнила формулу заклинания и сформировала поисковик. Искристый шар размером с горошину тут же ломанулся к моей сумке, в которой лежал кошелек, и засветил ярче.
— Ты чего делаешь? — подозрительно спросил Тен, выглядывая из-под стола.
— Пытаюсь тебе помочь, — промолвила я, расформировывая шарик. — Только не получается, ищи сам.
Оборотень вздохнул и полез под лавку. Я хмыкнула — то-то радости будет старосте, если Тенла так и не найдет золотой! — и накинула плащ. Дождь дождем, а в уборную придется идти во двор. Здесь не мамино имение с уборными прямо в доме и горячей водой, нагретой пар-камнем. Да оно и к лучшему.
Когда я вернулась, Тенла сидел на лавке и вытирал полотенцем найденную монету.
— Ты еще не грел завтрак? — спросила я, снимая намокший плащ и вешая его сушиться около печи.
— А кто, думаешь, печь топил, пока ты спала? В большом горшке остатки вчерашней каши.
Я смутилась и отодвинула заслонку. Будучи аристократкой, я привыкла, что все домашние дела кто-то делает за меня. Даже когда устроилась на работу в Тасшобе, я специально искала жилье вместе с хозяйкой, чтобы облегчить себе жизнь. В мамину программу воспитания стирка, готовка и уборка не входили, а научиться толком я так и не научилась. Аритта, пытавшаяся сделать из меня настоящую хозяюшку, только вздыхала, искренне не понимая, как можно не уметь делать такие простые вещи, как варка супа или мытье полов. В Янеке Тонра ретиво изображала из себя домохозяйку перед Тенлой, так что там я тоже почти ничего не делала.
— Хлеб в шкафу, — подсказал оборотень, пряча эгль в кошелек. — Давай быстрее позавтракаем, а то уже светает.
Квадрат неба в окне действительно уже светлел. Дождь и не думал кончаться. Как мне показалась, он еще больше усилился. Правда, ветер стих — ставни больше не скрипели.
Мы быстро ели, по-братски разделив остатки каши, когда в дом зашел староста. Лохматый и пахнущий перегаром, он посмотрел на нас мутным взглядом и хрипло спросил:
— Не вымелись ишшо?
Вся его вчерашняя доброжелательность испарилась вместе с самогоном. Он ревностно пересчитал в шкафу утварь, проверил замок на сундуке и даже полез на полати, проверяя, не взяли ли мы там чего. Осведомившись, что все в целости и сохранности, староста сел у печи и начал ждать нашего отъезда.
Спокойно доесть под его тяжелым взглядом было сложно. С усилием проглотив последнюю ложку, я одела плащ и вышла на крыльцо. На улице было прохладно, мокро, но под навес до меня не добирался дождь и стоять здесь было намного приятнее, нежели под взглядом старосты. Привалившись к стене, я посмотрела под ноги и на ступеньке заметила отчетливый отпечаток большой волчьей лапы. Тенла под покровом ночи часто гулял в волчьем виде в Янеке — в пригороде в наступлением темноты народ будто вымирал, — но здесь-то мог же сдержаться! Я быстро стерла ногой отпечаток и посмотрела вокруг в поисках других. Не дай боги староста увидит! Обычный волк таких больших отпечатков не имеет, так что сразу понятно, чей это след.
— Ничего не забыла? — Тенла тоже не стал долго засиживаться за столом. Из-за его спины выглядывал староста.
— Нет.
Я подхватила сумки и пошла в хлев, где были лошади. Хочешь-не хочешь, а ехать надо.
* * *
Центральный сад имени предводителя князя Лелика в это ясное утро кишел народом. Аристократия и купцы, нищие и горожане — все собрались на праздник встречи зимы.
А зима уже во всю вошла в свои права. Снега было немного, но ребятишки умудрялись играть в снежки и даже слепили снеговика — рыхлого, серого, с носом из кочерыжки. Какая-то юная аристократочка пяти лет от роду даже повязала снеговику свой розовый шарф с помпончиками на концах. Дети радовались «одетому» снеговику ровно полчаса, пока няньки не позвали их пить горячий шоколад и шарф под шумок не умыкнул какой-то нищий.
В центре сада, на большой поляне был сооружен помост. Пританцовывая, на нем пела губастая да грудастая молодуха, явно получающая удовольствие от того, что она в центре внимания. Группа музыкантов играли незатейливую мелодию. На краю сцены сидел маг, по возрасту — совсем еще зеленый, только-только вышедший с дипломом из стен Академии, и держал «Лупу Эха» — заклинание, увеличивающее звук в радиусе до двух верст. Так что все, кто находился в Центральном саду, слышали концерт.
За помостом власти соорудили карусели, облюбованные детьми постарше и молодежью. Очереди около них были чуть ли не на полверсты. С другой стороны помоста широким шатром раскинулось крытое кафе для господ, а за шатром — бесплатное открытое, на улице, с грубыми деревянными столами для простого люда.
Ходили-голосили в толпе лотошницы, предлагая свежие пирожки, сласти для детей и фруктовый снег. Последнее пользовалось большим спросом. Ледяное лакомство с соком яблок и вишни, щедро обсыпанное кедровыми орешками, стоило не так уж дорого, четыре медяка. Хоть и порции были небольшие.
