Пристыженные девушки поспешно взялись за дело. Одна из них протянула Кате руку и помогла выбраться из глубокой ванны, другая завернула ее в банную простыню — огромную, мягкую, щедро надушенную.
Ката пробормотала:
— Добрая госпожа, я так вам благодарна...
Она неуверенно смотрела на свирепую женщину.
А вот взгляд женщины был полон уверенности.
Вот только в чем та была уверена — этого Ката пока не понимала.
— Верно, эджландка, ты должна быть благодарна. А потом станешь благодарить меня еще сильнее.
Раджал восторгался и восторгался все новой роскоши, окружавшей его и его спутников. Гостей провели через анфиладу прекрасных покоев, и каждые из них были роскошнее предыдущих. У дверей повсюду стояли сурового вида стражники, облаченные в изукрашенные причудливой чеканкой доспехи. Перед гостями сами собой распахивались занавесы и открывались двери, словно дворец был напичкан какими-то потайными механизмами. Раджалу Дворец с Благоуханными Ступенями представлялся громадным лабиринтом, и он не мог понять, каким образом здесь настолько легко ориентируется визирь Хасем. Миновало всего-то несколько мгновений после того, как гостей увели с террасы, а Раджал уже успел забыть дорогу.
Капитану Порло, похоже, все просто-напросто надоело. Он, прихрамывая, громко стучал по мраморному полу деревянным протезом.
Наконец гостей подвели к высокой золоченой ширме. Ширму украшали крупные рубины, из которых был выложен государственный герб Унанга. Визирь прищелкнул пальцами, и тут же появились четверо угрюмых юношей-рабов. Юноши пали на колени перед гостями, держа в руках расшитые лентами парчовые подушечки. На каждой из подушечек лежал диковинный предмет в форме расправленных крыльев птицы. Три предмета были вырезаны из какого-то красноватого материала, напоминавшего рог, а четвертый — из бронзы. Визирь взял последний предмет и прижал его к лицу так, что видны остались только его губы.
— Это, — пояснил он гостям, — маска Манжани, горящей птицы. Прежде чем мой повелитель является перед очами простолюдинов, он надевает такую маску, но его маска отлита из чистого золота. Когда он пиршествует в своем кабинете, как нынче, он не надевает маску, но, согласно обычаю, его гости должны быть в масках, что говорит о том, что они не ровня калифу.
Раджалу не терпелось спросить насчет горящей птицы, но что-то удержало его от вопроса. Только что визирь казался таким ласковым, таким гостеприимным, но стоило ему закрыть лицо бронзовой маской — и вид у Хасема сразу стал грозный, неприступный. Раджал оробел и послушно, как все остальные, прижал к лицу маску. Теперь все стали выглядеть одинаково загадочно и сурово. Буби запрыгала, развизжалась и так разъярилась, что, наверное, сорвала бы с людей маски, если бы капитан Порло не удержал ее. Он взял обезьянку на руки и принялся ласково приговаривать:
— Что ты так разволновайся, мой красоточки? Ну, успокаивайся, тише, тише!
— Готовы? — осведомился визирь.
Ширма отъехала в сторону, и гости, переступив порог, оказались в тускло освещенной комнате, наполненной ароматами курящихся благовоний. Горели масляные светильники. К изумлению Раджала, в комнате не оказалось ни стола, ни стульев. Посередине стояла длинная доска на коротких ножках, уставленная золотыми блюдами и кубками. Во главе этого странного стола, на высокой подушке восседал, скрестив ноги, луноликий коротышка в неимоверно высоком тюрбане. Раджал был удивлен не на шутку: он полагал, что гостям придётся какое-то время сидеть за столом в ожидании монарха.
— А-а-а, Хасем! — воскликнул калиф и хлопнул в ладоши. — Наши гости уже здесь? О, если бы я не был так верен правилам дипломатии, я бы уже давно тут все сам съел и выпил — так я проголодался! О, эти противные условности! — с тяжким вздохом добавил он. — Тяготы жизни правителя, знаете ли, тяготы жизни правителя!
По одну сторону от низкого стола уже разместились трое мужчин в птичьих масках. С представлениями было быстро покончено, и лорд Эмпстер, которого тут все величали «Эмпстер-лорд», его подопечный и капитан Порло, сиятельный адмирал флота Эджландии, уселись по другую сторону стола. Визирь Хасем устроился напротив калифа.
Из полумрака, подобно призракам, появились слуги и сдернули салфетки с золотых блюд. Хоть калиф и утверждал, что дико голоден, он все же проявил радушие и щедрость и предложил гостям угощаться. Раджал с превеликой готовностью откликнулся на это предложение, только теперь поняв, как он сам проголодался. Угощение было поистине роскошным, и хотя некоторые блюда вызывали у Раджала изумление и испуг — к примеру, заливное из глаз каких-то животных, жареные языки, мошонка быка со специями, — зато от вида других, наоборот, у Раджала просто слюнки текли. На столе имелись и овощные яства, к которым ваганы питали особое пристрастие. Уже много лун подряд Раджалу не выпадало счастья так вкусно и обильно поесть. Как только блюда опустели, их место сразу же заняли другие — словно по волшебству.
По обычаю Унанга, на столе не было хмельных напитков, но гости передавали друг другу хуку — устройство наподобие кальяна, дым из которого с лихвой восполнял отсутствие вина. Раджал глубоко затянулся сладковатым дымом, и голова у него приятно закружилась, но в какие-то мгновения, в перерывах между затяжками, он вдруг начал ощущать растущую с каждым мигом тревогу. Быть может, тревога была вызвана тем, что именно в это время Раджалу волей-неволей приходилось смотреть на людей в масках, сидевших напротив него.
Гости в шелковых одеяниях выглядели в точности так же, как Эмпстер и его спутники, вот только маски у них были не красные, а синие. Визирь объяснил, что эти трое — торговые посланники из Внешней Венайи и что они говорят только на своем языке. Днем они вели переговоры с помощью придворных толмачей, а теперь, во время пиршества, им никаких переговоров вести не требовалось, и калиф общался с этими гостями не посредством слов, а посредством яств, приготовленных дворцовыми поварами, и тем самым изъявлял свое дружеское расположение к уроженцам далеких островов.
Венайцы вроде бы радовались оказываемому им гостеприимству, но для Раджала в их безмолвии было что-то пугающее, неприятное. Время от времени он замечал, как глаза венайцев под масками недобро сверкали, порой ловил на себе пристальные взгляды. «Неужто они и вправду ни слова не понимают?» — гадал Раджал. Не раз за время пиршества, невзирая на веселый смех присутствующих, на шутки калифа, Раджалу начинало казаться, что он вовлечен в какую-то игру. Но что все это могло значить?
