Все-таки странные у него глаза, несомненно, человеческие, но радужка… плывет, плавится непонятным цветом, перетекая из бледно-голубого в темно-серый и обратно. Или это просто чудится? Наверное, чудится, от усталости.
— Она потом перестала звать. И ждать тоже. Тренироваться начала, из лагеря ушла. Я хотел вместе с ней, потому что слабая была, еле-еле на ногах держалась. Куда ее отпускать? А она прогнала. Сказала, что сама справиться, а я ей мешать буду. Раздражать. Я не знаю, что было потом, она не говорила. А перед дуэлью… я должен был догадаться, потому что сам когда-то… наверное, не важно, просто нужно было предупредить, но…
— Нужно.
Фома кивнул.
— Я понимаю. Теперь. А тогда… она ведь права была. Ты изменился. Тебе стало все равно, что происходит. Только… она же спасла тебя когда-то, и хотя бы ради этого… ты же не позволишь ей умереть, правда?
Коннован.
Зачем он снова пришел? Недостаточно было унижения? Улыбаться, нужно улыбаться, я не хочу выглядеть побежденной, пусть хотя бы эта иллюзия останется.
— Привет. Уже соскучился?
Рубеус улыбнулся и ответил.
— Соскучился. Давай поговорим?
— Не получается у нас разговаривать.
Неудобно лежать, но и двигаться нельзя. И не выйдет: чертовы провода держат так же надежно, как и наручники.
— А мы попробуем. Это ведь не сложно, правда? Или ты устала?
Устала. Жить устала, дышать устала, устала от боли и ощущения собственной лишнести.
— Нет.
Рубеус пожимает плечами, наверное, не поверил. Интересно, какой у нас выйдет разговор, если с самого начала я вру, а он не верит? Рубеус поставил стул возле кровати, есть в этой сцене нечто болезненно знакомое, но в Саммуш-ун у меня была надежда, а здесь лишь желание поскорее закончить с этим фарсом.
— Почему ты не рассказала сразу?
— Про что?
— Про то, что с тобой случилось, — он смотрит с сочувствием, а я не хочу сочувствия, и жалости не хочу. Все равно искренности в этом нету. От Рубеуса пахнет Микиными духами, и запах этот, в отличие от слов, говорит правду. Одного не пойму — зачем он меня вытаскивал — не запах, конечно, Рубеус. Зачем звал? Из чувства долга? Наверное.
Я молчу, он молчит. Глупая ситуация, когда пауза становится совсем невыносимой, я спрашиваю первое, что приходит в голову:
— Ты Фому домой отправил?
— Беспокоишься? Раньше за тобой не замечалось привязанности к людям. Не дергайся, завтра же он отправится в свою деревню, где и будет жить долго и счастливо.
— Надеюсь на это. Он хороший парень.
— Хороший, — соглашается Рубеус. И снова молчание. Рана жутко чешется, и спать охота. Почему мне постоянно хочется спать?
А взгляд у него внимательный, под этим взглядом я остро чувствую свою беспомощность. И шрамы, и грязные волосы, и бинты… зачем он так смотрит?
— Не надо… отвернись. Не смотри на меня так.
Он покачал головой.
— Я просто иногда не понимаю тебя. И тогда делаю то, что причиняет боль. А я не хочу, чтобы тебе было больно.
И снова ложь, упакованная в красивые слова. Мне так хочется поверить, заплакать, уткнувшись носом в подушку, придумать себе, что все услышанное правда, но… но это же всего-навсего слова, пусть они и кажутся искренними, но я-то знаю, сколь мало значения да-ори придают словам. А Рубеус стал настоящим да-ори.
Он говорит, а я слушаю. А слов слишком много для меня одной. И не желаю больше слушать — еще немного и я поддамся соблазну, поверю, а верить нельзя.
Я уже поверила ему однажды.
— Ты ведь не уйдешь? Ты останешься?
Молчу.
— Коннован, пожалуйста, ответь. Я хочу, чтобы осталась. Мне нужно, чтобы ты осталась.
— В качестве кого, Рубеус?
Секундная пауза, у него нервно дергается левый глаз, кажется, все-таки разозлился.
— Хорошо. Тогда… Коннован Эрли Мария, ты помнишь о том, что по праву победителя я могу выставить тебе… цену. — На этом слове он запнулся. — Ты никогда, ни при каких условиях не станешь причинять себе вред. Никаких попыток самоубийства, ни явных, ни закамуфлированных под вызов, бой или иное действие. Понятно?
Более чем понятно. Значит, его чувство долга по отношению ко мне распространяется достаточно далеко, чтобы выдвинуть условие столь идиотское.
— Мне клятву дать?
— Хватит и слова. Я тебе верю.
А я ему нет. Я больше никому не верю.
— Извини, — Рубеус поднимается. — Но я не могу допустить, чтобы ты сделала какую-нибудь глупость. И мне жаль, что так вышло…
— И ты извини. Я наверное, чересчур многого от тебя ждала и… даю слово. Только, если можно, не приходи сюда, ладно? Одной мне проще. К одиночеству вообще несложно привыкнуть.
Вот и конец разговора. И стало только хуже, хотя недавно мне казалось, что хуже быть не может. Оказывается, может.
Надоело плакать в подушку. Скорее бы чертова дыра затянулось достаточно для того, чтобы уйти отсюда, не важно куда, лишь бы подальше…
Слезы закончились с визитом Карла, я давно его ждала и, честно говоря, опасалась. Слишком хорошо его знаю, чтобы рассчитывать на снисхождение. Убьет. Впрочем, оно и к лучшему.
Он появился спустя три дня после нашего с Рубеусом разговора, когда рана затянулась настолько, что я могла сидеть, и даже подумывала о том, что еще через пару дней и вставать можно будет.
— Ну, здравствуй. — Светлый костюм, черный стетсон, букет цветов в руке. Кажется, все будет хуже, чем я предполагала. Ожидания оправдались в полной мере: поставив цветы в вазу, Карл наградил меня хорошей затрещиной.
— Это только начало, — пообещал он. — Это же надо было додуматься?! Помереть захотелось? Так пожалуйста, ноги в руки и на передовую, хоть польза какая-то будет. Истеричка.
— Я не истеричка.
Возражаю исключительно для поддержания беседы, потому что Карл прав. Вот все кругом правы, кроме меня.
— Истеричка и дура. Но везучая, еще бы немного и пришлось бы искать кого-нибудь на замену, хотя вторая такая идиотка вряд ли существует. И нечего реветь.
— Я не реву.
Слезы, готовые посыпаться из глаз, моментально высыхают. Ухмылка Карла вызывает приступ здоровой злости, ну почему я не осталась в Саммуш-ун? Дура, романтичная влюбленная дура. Карл понимает мои мысли, а я понимаю, что он понимает, от этого становится как-то легче.
— Значит так, во-первых, ставлю в известность, что со вчерашнего дня все дуэли запрещены до окончания военных действий. Мне грызня не нужна. Во-вторых, раз ты не способна ужиться здесь, то подлечившись, отправишься на пятый завод в Западной связке. Там на производстве толковый менеджер нужен. Это не про тебя, но поживешь пару-тройку лет на передовой, глядишь, в голове и прояснится. Возражения?
