Скакун Элионса был среди коней свиты, окружившей хижину Журавлих. Спины животных поблескивали в лившемся из окон оранжевом сиянии. Элионс сошел с другого коня. Плащ Владыки Фитиля отражал мириады крошечных огоньков, рассыпанных по земле. Всадник, чей конь достался Элионсу, быстро пробежал весь путь, пересек ручей и теперь стоял у подножия пригорка.
Темные полосы тянулись вверх от горизонта, возвещая наступление ночи.
Из хижины появилась Спарт. Она глянула на Майкла и, воздержавшись от комментариев, обратилась к Элионсу. Несколько минут они говорили по-каскарски. Майкл поежился от холодного южного ветра. Вадники переговаривались между собой вполголоса.
Нэр высунулась из окна, позвала Майкла, и он нетвердой походкой побрел к хижине. Роскошные волосы Журавлихи шевелились на ветру и подсвечивались сзади, образуя золотой нимб вокруг головы.
— Был у Ламии? — спросила она.
Майкл кивнул.
— Изменилась?
— По-моему, она больна. Кожа вся трескается. — Ему полегчало. Похоже, его не собирались отчитывать за побег. — Я не хотел возвращаться, — неожиданно для себя признался он.
— Конечно. — Нэр закрыла окно.
Элионс сел на своего коня, и всадники исчезли во тьме. Майкл немного постоял возле хижины, потом забрался в свое убежище. Бири не показывался на глаза. Не с кем поговорить, даже некому бросить вызов.
Майкл думал об Элевт и Элине. Он надеялся, что Элина не беспокоится, и все же хотелось, чтобы она волновалась за него. Размышлял он и о собственных чувствах, удивительно спокойных. Казалось, он растерял все эмоции.
«Наблюдай и жди», — мысленно твердил Майкл, пока не провалился в сон.
Но прежде чем Майкл заснул в ту ночь, его посетили видения: родной дом, дворец Изомага, шелушащаяся кожа вокруг глаз Ламии. Он проснулся до рассвета и прислушался к гулу в небесах. Когда гул стих, Майкл выглянул из дома и увидел полоску света на горизонте. Ночью наползли облака, и хотя не слишком похолодало, хлопьями падал снег. И таял, едва коснувшись земли.
Приблизительно через час пришла Элевт в светлой шали и сапогах с высокими, до колен, голенищами. И снова девушка-гибрид принесла четыре ведра молока. Майкл стоял у своего дома, а она, едва взглянув на него, прошла мимо. Бири наблюдал за обоими из своего жилища. Поставив ведра перед хижиной Журавлих, Элевт пустилась в обратный путь.
— Элевт, — окликнул Майкл.
Она остановилась, по-прежнему не глядя на него.
— Вчера я не мог прийти.
— Да, я слышала.
— Я хочу тебя поблагодарить. — Это прозвучало слишком неестественно, словно сама потребность в таких словах разоблачала их неискренность.
— У тебя все хорошо? — спросила Элевт. — Я слышала, Элионс забрал тебя из человеческого города.
— Да, все нормально. Сегодня постараюсь тебя навестить.
Она наконец повернулась к нему и кивнула. Бири взирал на нее с откровенным равнодушием. К удивлению Майкла, лицо Элевт исказилось злобой, и она побежала по камням через ручей.
Рядом с Майклом уже стояла Спарт, протягивала чашку молока.
— Откуда берется молоко? — спросил он, глотнув.
— Опять вопросы!
— Опять.
— За Проклятой долиной пасутся табуны лошадей. Молоко дважды в месяц привозят в Полугород и Эвтерп. Оно очень питательное и долго хранится. — Она вздохнула. — Но я помню молоко Земли. Оно пахло травами, которые едят коровы и козы. — Спарт причмокнула и забрала пустую чашку. — Ты встречаешься с женщиной-гибридом?
Майкл кивнул. Он не смутился — знал, Журавлихи смотрят на вещи просто.
— Правда, что сидхи никогда не едят мяса? — спросил Майкл.
Ждать ответа пришлось долго. Спарт медленно повернулась к дому Бири. Дверной проем был уже занавешен, полог не пропускал ни звука.
— Нет, даже сама мысль об этом для сидхов отвратительна. Только люди едят мясо. Это символ их поражения.
— Все сидхи — вегетарианцы?
Спарт пристально посмотрела ему в глаза.
— Сидхи никогда не едят и не ели мяса. Поэтому у нас есть волшебство, а у вас нет.
— Вообще никогда? — не унимался Майкл, чувствуя, что Журавлиха недоговаривает.
Спарт дернула головой и шагнула прочь.
— Этот предмет не обсуждается.
— А что приносят в жертву Адонне? — Майкл подумал о Лирге.
Спарт повернулась и подошла вплотную, чуть не коснулась носом Майклова подбородка.
— И это не обсуждается. Запрещено раз и навсегда, потому что так надо. Знаешь этот закон?
— Кажется, нет.
Спарт еще раз глянула на дом Бири, потом направилась к своему.
— Неужели мы даже не можем сказать друг другу больше четырех фраз? — крикнул Майкл ей вслед. — О, Господи!
По привычке он стал делать упражнения для разогрева мышц, но вскоре утомился. Не зная, когда Журавлихи снова возьмутся за его обучение, Майкл зашел к себе в дом и улегся на тростниковую циновку. Потом взял одну из палок, которым не нашлось места при постройке жилища, и начертил на земле линию.
— Я поэт, — сказал он спокойно, но твердо. — Я не солдат. Не спортсмен какой-нибудь, черт бы вас всех побрал. Поэт!
Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Конечно, можно написать о том, что с ним произошло. Об Элине и Элевт. О словах Бири.
Но ничего определенного не вырисовывалось. Лица появлялись и исчезали, не принося ни слов, ни идей. Зато вспомнилась Земля. Майклом овладела печаль. Он соскучился по отцу и матери, по школе, даже по насмешкам, которые вечно преследовали мечтательного подростка в мире спортсменов и роботов «новой волны». Хотелось плакать. Его просили — нет, заставляли думать и вести себя по-взрослому, принимать решения там, где речь шла о жизни и смерти. А ему, может быть, еще не хочется порывать с детством. Майкл всегда казался себе самостоятельным, потому что умел думать. Располагая временем, в спокойной обстановке он справлялся со многими проблемами, которые вообще считались слишком трудными для его возраста. Но, столкнувшись с любовью, насилием, сексом, смешением рас, к какому заключению он мог прийти?
Только к тому, что дома лучше. Безопаснее. Тепло, еда, мир и покой, возможность учиться и работать — чего еще желать?
— Нет места лучше дома, — пробормотал он, хихикнул и ударил пяткой о пятку.
Страна Оз покажется национальным парком в сравнении с Сидхидарком. Майкл почитывал фантастику, но ни в одной книжке не встречал мира, похожего на Царство. Скорее оно вызывало в памяти уроки истории, нежели волшебные сказки, — что-то из времен Второй мировой. Лагеря для интернированных — Земли Пакта. Проклятая долина — страшная воронка еще более страшной бомбы, полная чудовищ-мутантов. Журавлихи — суровые сержанты.
