А вдруг решит, что я простила?
«Но ведь ты и на самом деле простила».
Но не забыла, что его нужно опасаться. Тем более, что он все еще помолвлен с Ангелиной. И спал с Катькой, чтобы выведать информацию о нас. И у меня есть Мартин. И…
«И еще тебе страшно».
— Добрый день, Ваше Высочество.
— Добрый день. Подскажите, пожалуйста, — голос у меня был замечательно гнусавый, будто я бормотала в бутылку, и дежурная медсестра взглянула на меня с впечатляющей смесью профессионального недовольства и почтительности, — в какую палату перевели после операции лорда Кембритч?
— В восемнадцатую реанимационную, — угрюмо и устало ответила медсестра, — но теперь его там нет.
Ладони мгновенно стали влажными, и я с ужасом поняла, что открываю рот и не могу вздохнуть — словно нахожусь глубоко под водой, и грудь сдавливает удушающей тяжестью, вспарывает изнутри острой, невыносимой болью.
— … Инляндию. Хотя врачи были против! — сурово добавила пожилая медработница.
— Повторите, пожалуйста, — через боль сипло попросила я, ухватившись за стойку.
— Пациента транспортировали в Инляндию, по распоряжению Ее Величества, — недовольно повторила медсестра. — Ваше Высочество, — она поколебалась, — если позволите, вас посмотрит врач? Вас лихорадит.
— Благодарю, — просипела я, — меня уже осматривали. Извините за нарушение распорядка.
— Всегда рады помочь, — сдержанно улыбнулась моя собеседница.
Я дошла обратно до своих покоев и рухнула в кровать. Наглоталась микстур так, что во рту стало кисло и вязко, задремала. Вирус буйствовал, поднимая температуру, тело ломало, и думать ни о чем не получалось. Ко мне то и дело кто-то заглядывал, но общение получалось урывками, мозг отказывался соображать, а эмоции сменились болезненным равнодушием.
Очнулась оттого, что мне полегчало — присмотрелась — рядом сидел Март и держал надо мной руки.
— Я тебя заражу, — сказала я жалобно. С ним можно было себя пожалеть.
— Тшш, — прошептал он, — я тут контрабандой. В гостиной твоя горничная, так что, если что, полезу под кровать.
Я слабо улыбнулась, шмыгнула носом.
— А вообще у меня абсолютный иммунитет, — добавил он и подмигнул, — так что я могу, ничего не опасаясь, воспользоваться твоим безвольным телом.
— Я измажу тебя соплями, — пообещала я язвительно. Он тихо засмеялся, поглядывая на дверь.
— Всегда знал, что ты отличаешься от других женщин. Чем меня только не мазали, девочка моя красноносая, но ты и тут соригинальничаешь.
Я достала руку из-под одеяла, потрогала свой распухший нос. Дышать после манипуляций Мартина стало куда легче, да и горло перестало так саднить.
— Я так же жалко выгляжу, как ощущаю себя?
— Куда хуже, — успокоил меня фон Съедентент. — Как обкурившаяся улитка. Расскажи-ка мне, где ты ухитрилась подцепить простуду? Вчера ночью ты была вполне даже живенькой, в отличие от меня.
— Перекурила в открытое окно, — призналась я. — Переживала.
— Даже не буду льстить себе предположением, что переживала ты за меня, — пробормотал он с ехидством, и мне стало стыдно. — В следующий раз буду знать, что надо сразу тебя усыплять или по крайней мере брать в охапку и не пускать из кровати. Ты знаешь, что твоего Кембритча увезли в Инляндию? Луциус настоял, там при центральном храме Белого Целителя лучшие виталисты на континенте.
— Знаю, — пробурчала я, даже не возмущаясь на «моего Кембритча». — А ты-то откуда в курсе?
— Его Величество Гюнтер отличается повышенной болтливостью и широтой души, — вздохнул Мартин. — Собственно, я за этим к тебе и заглянул, а тут ты с красным носом. Пришлось лечить, кто еще будет не давать мне высыпаться?
— Спасибо, — прогнусавила я.
— Увы, не за что, потому что валяться тебе еще минимум три дня.
Я вздохнула. Придется звонить завтра на работу, предупреждать, что не выйду. Хотя я и так думала просить Эльсена, чтобы он заменил меня кем-нибудь на две недели. Переживала, мучилась — как сказать, ведь работала всего неделю, но все равно решила просить. Ведь теперь, когда я чувствую старшенькую, я могу привести к ней поисковую группу.
— Гюнтер предложил мне должность придворного мага, — вдруг произнес Мартин и потрепал ладонью волосы. — Разливался соловьем, что впечатлился моей работой против тха-охонга. Муравья этого, — дополнил он, увидев мое непонимающее лицо. — Ему надо защиту дворца проверить, придворных. Предложил титул ландграфа за год работы, земли, привилегии — все, что захочу. Сказал, что должность ректора магакадемии останется за мной, а работать могут замы.
— Так это же хорошо? — по кислой физиономии блакорийца было понятно, что он не рад.
— Это мне воздаяние за то, что глумился над вашим Зигфридом, — сказал он трагическим шепотом. — Это же собачья работа, Марин. Пусть он предложил мне набрать сильных помощников, все равно — случись что, и плакали наши с тобой свидания. Одна радость, что он вдовец и дети у него еще небуйного подросткового возраста, так что у меня проблем на порядок меньше, чем у вашего придворного мага будет.
— Ты согласился? — спросила я с сочувствием.
— От таких предложений не отказываются, — вздохнул он. — Так что ухожу в рабство на год. Будем видеться по выходным, если не найдешь себе какого-нибудь знойного красавчика и не выгонишь меня, когда я, печальный и уставший, приду к тебе напиться и поплакать в твое крепкое плечо.
— У меня уже есть один красавчик, — сказала я серьезно, и Март погладил меня по волосам, потом поцеловал руку и ушел. И вовремя — буквально через минуту заглянула Мария, увидела, что я не сплю, и принесла поднос с чаем, стаканом горячего молока и разными закусками.
А еще через десять минут ко мне заглянули взволнованные сестры и отец, с известием, что от Ангелинки пришло письмо.
Письмо было объемным, даже увесистым. Я с нетерпением ждала, пока рассядутся родные, пока Василина развернет его и начнет читать.
Ангелина писала деловито и сухо. И только к концу стало понятно, как она волнуется и скучает.
«Дорогие сестры, отец, Мариан.
Я нахожусь в пустыне, лежащей к юго-востоку от Милокардер, в городе Истаил. Местные жители называют эту страну Песками. Сразу хочу успокоить вас — со мной обращаются со всем возможным уважением. Единственное, в чем я ограничена — в возможности вернуться домой…»
Две недели назад, Пески, Ангелина
Обжигающий зной пустыни постепенно покорялся осени, и вместо пекла наступила просто жаркая погода. Во всяком случае, не жарче, чем в середине лета в Рудлоге, а к вечеру и вовсе становилось свежо и хорошо, и Ангелина отдыхала у своих покоев, подставляя уставшее тело ветерку, несущему горьковато-сладкий, волнующий аромат ночных цветов, плавая в бассейне и с удовольствием кутаясь после в мягкие полотенца.
