В конце концов пятеро тел лежали в земляных ямках, засыпанные землей. Пурди тщательно проверил каждую могилу, удостоверившись, что никакой запах не пробивается сквозь земляную толщу.
— Мы же не хотим, чтобы хищники пришли сюда на поживу, — объяснил он товарищам. Голубка почувствовала прилив любви к старому коту. Сейчас никто из присутствующих не задумался о том, что Пурди не был рожден в племени и никогда не был воителем.
Коты вернулись обратно в лагерь, слишком уставшие для того, чтобы охотиться и принести что-то в общую кучу добычи. Сейчас же в ней лежали два воробья и белка; Голубка ушли на охоту. Интересно, это жест примирения? Но от внимания воительницы не укрылось, что коты, участвующие в похоронах, даже не поблагодарили своих товарищей, поохотившихся для них. Она увидела, как Дым прошел мимо Березовика, даже не поведя ухом.
«Это же твой сын! — захотелось завыть Голубке. — Он не враг тебе! Заговори с ним!»
Бархатные сумерки стали сгущаться над озером, и коты Грозового племени разбредались по своим палаткам, когда около входа в лагерь вдруг послышался топот лап. В следующее мгновение Ежевичная Звезда перепрыгнул через остатки ежевичной ограды. За ним показался Воробей, осторожно прокладывающий себе путь сквозь колючки.
Голубка уставилась на полосатая шерсть лоснилась, будто бы на нее падал звездный свет, а янтарные глаза сияли. Неужели это потому, что ему были даны девять жизней? Голубка насторожилась, ожидая услышать шепот Звездных воинов, однако до ее слуха не донеслось ничего, кроме приглушенных голосов ее собственных соплеменников. Мысленно Голубка отругала себя за мечтательность.
Белка, прихрамывая, подошла к Ежевичной Звезде.
— Добро пожаловать! — промурлыкала она, и Голубке показалось, что Белка тоже в восторге от вида нового предводителя.
Ежевичная Звезда огляделся по сторонам и чуть прищурил глаза, заметив Мышеуса, Березовика, Терновника и Пестроцветик, сидящих чуть поодаль от других на краю поляны.
— Что происходит? — спросил он. — Разве вы не хоронили сегодня погибших?
Белка подошла чуть ближе к коту и стала что-то шептать ему на ухо. Чуть подрагивающий хвост рыжей кошки выдавал ее волнение. Голубка наклонилась чуть вперед, стараясь услышать слова Белки.
— Полагаю, этот разговор не для твоих ушей, — послышался за ее спиной голос, и Голубка подпрыгнула от неожиданности. Обернувшись, она увидела мать. В голубых глазах Белолапы она увидела озабоченность. — Ты… ты говорила, что можешь слышать очень многое, — продолжила белая воительница, — даже тогда, когда находишься очень далеко.
Голубка кивнула. К ее удивлению, Белолапа вздохнула и с нежностью погладила кончиком хвоста ее плечо.
— Наверное, ты чувствуешь себя очень странно, — произнесла она. — Ты когда-нибудь отдыхаешь? Расскажи мне всё поскорее. Возможно… я могла бы помочь.
— Моя способность — часть пророчества, — ответила Голубка, чувствуя себя очень неловко, — и она помогла мне в борьбе против Сумрачного Леса. Она не вредит мне, мама.
Белолапа выпрямилась, тревога всё еще скользила в ее глазах.
— Если ты хочешь поговорить об этом, милая, я всегда рядом, — сказала она и кивнула в сторону Белки с Ежевикой, — но ты не обязана слышать все.
Голубка уставилась на свои лапы.
— Все хорошо, — выдавила она. — Я в любом случае не могу разобрать, что они говорят. Голова болит, и в ушах всё ещё гудит после битвы.
— Быть может, ты сходишь к Воробью, чтобы он дал тебе что-нибудь? — предложила Белолапа. — Все раны и травмы должны быть вылечены. Ты не должна мучиться от боли.
Голубка кивнула матери и пошла к палатке целителей. Заглянув внутрь, она позвала:
— Воробей? Можно войти?
Голова Воробья просунулась сквозь ветки. На морде у целителя было написано напряжение, а шерсть на его спине стояла дыбом.
— Это срочно? — рявкнул он. — Листвичка спит, а я сейчас меняю повязки Лисохвосту!
Голубка почувствовала, как в её животе разрастается огромный ком.
— Как он?
Воробей обернулся через плечо — так, словно мог видеть — на сгорбленного ослабевшего воина, сидевшего внутри палатки. Иглогривка, подпирая тело воина передними лапами, заботливо облизывала ему уши.
— Не очень хорошо, — буркнул целитель. — Теперь что ты хочешь?
— Нет-нет, это может подождать, — пробормотала Голубка. — Я приду завтра, если мне по-прежнему будет нужно.
Воробей скользнул обратно внутрь, оставив Голубку смотреть на качающиеся плети ежевики. Она привыкла к сварливому нраву Воробья, но то, как он вёл сейчас, отличалось от его обычного поведения. Казалось, что целитель был… напуган! Но что может быть страшнее, чем нападение Сумрачного Леса? Они выиграли эту битву. И Голубка старалась убедить себя, что им больше нечего бояться.
— Ой! Мои глаза!
— Извини! — Голубка опустила на землю конец терновой ветви и отступила чуть назад, чтобы Шмель мог без труда пролезть сквозь заросли. Они трудились над разрушенной стеной лагеря Грозового племени. Дым должен был возглавлять их, но куда-то исчез. Голубка догадывалась, что воин втихомолку ушел на могилу своей Тростинки. Солнце взошло лишь два раза с тех пор, как коты Грозового племени похоронили своих товарищей, однако ни Дым, ни Бурый не были готовы оставить тела своих подруг лежать без присмотра в сырых темных могилах. Но никто не осуждал убитых горем воинов; наоборот, им все сочувствовали, как могли.
Коты, какое-то время сражавшиеся на стороне Сумрачного Леса, теперь держались так, будто были больны Зеленым Кашлем. Они даже спали отдельно от остальных, возле палатки старейшин. Прошлой ночью Искра присоединилась к ним, и Голубка задалась вопросом, не чувствует ли ее сестра вину: коты, тренировавшиеся в Сумрачном Лесу, относились к Искре, бывшей ученице Коршуна, более дружелюбно, нежели другие. От чувства несправедливости у Голубки покалывало шкуру. Она хотела поговорить на этот счет с Ежевичной Звездой, но новый предводитель постоянно был с Белкой, своей помощницей, они были заняты то организацией патрулей, то охотой, то починкой палаток.
Шмель подтолкнул Голубку.
— Всё в порядке, я испугался, что останусь без глаз, — пошутил он. — Давай, помоги распутать мне этот плющ.
Они стали усердно распутывать клубок темно-зеленых листьев. Все коты старались восстановить как можно быстрее разрушенные палатки, отыскивая в лесу молодые лиственные ветви, которых было так мало в конце сезона.
Внезапно Пеплогривка, работающая на другом конце лагеря, воскликнула:
