Зато тут было пусто и спокойно, а ничего другого Лукасу сейчас и не требовалось.
Он стоял возле стрельчатой бойницы, заменявшей в верхнем ярусе окна, и ждал. От бойницы тянуло сквозняком, от стены — холодом, но его не смущало ни то, ни другое — и не к такому привык. Неуютность этого места обеспечивала куда больший душевный комфорт, чем надушенные дворцовые хоромы. Лукас давно понял, что шпики всех сортов — твари на редкость изнеженные, прямо как клопы: им бархат да пух подавай, к голому камню никогда не присосутся.
Дерек тоже это знал — уж он-то как никто. Лукас верил его чутью и опыту и ждал, согревая дыханием стынущие пальцы. Надо было всё-таки перчатки прихватить, ну да бес с ними.
На нижнем ярусе бедняга Годвин развлекал короля и полчище его прихвостней. Лукас ему откровенно сочувствовал. Он и в юности-то не особенно любил свет, а теперь и вовсе избегал всеми силами. Иногда это становилось трудно, но чаще всего — получалось. Его и сейчас бы здесь не было, если бы не Дерек… а вот, кстати, и он.
— Я заждался, — опуская руки, сказал Лукас.
— Извини, никак не мог вырваться, — ответил тот, и в его глазах промелькнуло мимолётное облегчение.
Лукас окинул его взглядом — там, внизу, где он случайно встретился с Дереком глазами, было слишком пёстро, чтобы он мог рассмотреть старого друга как следует. «Постарел, конечно, но держится молодцом. Все мы стареем», — без сожаления подумал Лукас. Пожалуй, даже всё ещё красив, и чёрно-белое одеяние патрицианца ему всегда было к лицу. Когда оба они были моложе, Дерек по пьяни частенько уговаривал Лукаса вступить в их ряды. Бабы, дескать, так и млеют при виде рослого рыцаря в белом плаще и чёрных латах с ярко-алой эмблемой на кирасе — раскрытой ладонью, будто чья-то огненная рука оставила на железе отпечаток. А к чёрным волосам, да бледной коже, да огню в глазах — ох, Лукас, они все твои, смеялся Дерек. Да они и так мои, отвечал ему Лукас, и они смеялись уже вместе, легкомысленные, беспечные, молодые… Теперь Дерек прятал под кирасой намечающееся брюшко, а Лукас слишком хорошо знал, чем приходится расплачиваться за эффектное одеяние рыцаря-патрицианца. Например, десятилетней разлукой с тем, кто когда-то был другом.
— А ты действительно почти не изменился, — сказал Дерек.
Лукас усмехнулся:
— Врать ты всегда умел, это я помню. Тогда и я тебе верну комплимент. Поверишь?
Дерек приподнял уголки губ в ироничной улыбке. Лукас подумал, что теперь он похож на патрицианца куда больше, чем десять лет назад: появилась наконец холёность и отстранённость, холодность и лёгкая снисходительность во взгляде и жестах. Таковы были его старшие братья по ордену, с которыми Лукасу когда-то приходилось иметь дело и которых он временами ненавидел. Но Дерека ненавидеть не мог. Не потому, что не хотел — просто забыл уже, как это делается.
— Во всяком случае, я вижу, у тебя всё хорошо, — сказал он. — Ты всё-таки стал патрицианским магистром…
— Да. А вот ты так и не стал владетельным рыцарем. Хотя, уверен, возможности были.
— И не одна.
— Как ты здесь оказался?
— К Годвину заехал. Надо было кое-какие дела уладить.
— Дела? — брови Дерека вопросительно приподнялись. Лукас заметил, что они почти совсем поседели — странно, в волосах седины не виднелось. — Какие у тебя могут быть дела с этим деревенщиной?
— А какие у меня могут быть дела с магистром-патрицианцем? — вздохнул Лукас. — Ровным счётом никаких.
— Это только от тебя зависит.
Лукас поднял голову. Лёгкая тревога, точившая его всё время ожидания, усилилась, и это ему вовсе не понравилось.
— Только не говори, что тебе… — начал он и умолк.
Дерек отвернулся, запахнул плотнее плащ — не традиционный белый, а чёрный с белой подкладкой, — сделал несколько медленных шагов к поручням балкона. Галдёж внизу чуть притих — видно, придумали новую забаву и сейчас вели приготовления.
— Да нет, я помню, ты больше этого не делаешь, — произнёс Дерек, не глядя на него. — Я просто хотел тебя предупредить.
«Проклятье», — подумал Лукас. Помолчал, раздумывая, стоит ли задавать вопрос, который терзал его с того самого мгновения, как он увидел Дерека в толпе придворных. Наконец, чувствуя, что этого всё равно не избежать, негромко спросил:
— Будет война, да?
— Да, — кивнул Дерек.
То, как он это сказал, объясняло многое — больше, чем Лукасу хотелось знать.
— Скоро?
— Очень скоро.
— Поэтому в Балендоре сейчас и нет герцогини?
— Герцогиня уже едет.
— Вот как, — протянул Лукас. — Так она всё-таки решилась…
— Сама она бы никогда не решилась, — коротко сказал Дерек.
Лукас помолчал, обдумывая услышанное. Потом дважды хлопнул в ладоши.
— Браво, ваше преподобие, — проговорил он. — Вот, значит, как далеко вы забрались. Гражданская война между королевскими особами. А начинали, подумать только, с мелких междоусобиц.
— Надо же было на чём-то тренироваться, — неожиданно желчно ответил Дерек, и Лукас подумал, что прежде в нём не было этой желчи.
Повисла минутная тишина, потом Дерек, не выдержав первым, раздражённо сказал:
— В жизни не поверю, что ты меня осуждаешь.
— Тебя? Да что ты, — удивился Лукас. — Напротив, я всегда тобой восхищался.
— А я тобой, — пристально на него глядя, сказал Дерек. Лукасу не понравился этот взгляд — глухое недовольство снова заскреблось в нём, но он заставил его стихнуть и насмешливо сказал:
— Но я-то просто живу как живётся, а ты, вижу, годами развивал свой талант. Оно и понятно — прибыльное дело, должно быть. Не так-то много у нас мастеров по развязыванию войн. Я всегда голову ломал — и как ты только это делаешь?
— На самом деле всё просто. У каждого человека есть слабости и уязвимые места. И если постараться, всегда можно отыскать давно брошенное зерно будущей вражды. Люди глупы, они думают, что старые обиды забываются.
— Но они ведь и правда забываются, — улыбнулся Лукас.
— Говори за себя, — улыбнулся Дерек в ответ.
Это были очень нехорошие, гадкие улыбки. Дрянные улыбки давних врагов. Хотя они ведь никогда не были врагами.
Какое-то время они смотрели друг на друга. Дерек отвёл взгляд первым и сказал с показной беспечностью:
— Впрочем, ты сам знаешь, эта война давно уже зрела. Не спровоцируй мы, спровоцировал бы кто-нибудь другой, случайно, в куда менее подходящий момент.
— И кто победит? — вполголоса спросил Лукас — он не сомневался, что патрицианцы это уже решили.
— Сначала — герцогиня.
— А потом?
Дерек скрестил руки на груди. В его голосе повеяло далёким холодком.
