Мэт стряхнул с себя морок мистицизма: «нарвешься на драконов». Магия — это суеверие и предмет для научного исследования; по-настоящему нигде она своего дела не делает. Наверняка есть четкое логическое объяснение, откуда тут взялось столько нищих. Только бы его найти.
Мэт помотал головой, разгоняя теоретические построения, и обнаружил, что его везут вверх по извилистой дороге к зловещей громаде гранитного замка. Несмотря на все утренние соприкосновения со средневековьем, холод пробрал его до костей. Слишком уж враждебный вид был у этого замка, слишком реальный...
Железные зубья опустившейся решетки лязгнули сзади, когда стража перевезла Мэта через подъемный мост. На секунду ему страстно захотелось оказаться в своей крохотной квартирке при университете, на пятачке кухни. Дома...
Его провели по промозглым коридорам, где гулял сквозной зимний ветер, мимо стрельчатых окошек, мимо одинокого факела, сквозь темноту и пустоту, протащили вверх по лестнице, такой широкой, что она могла бы вместить целую армию, — но и тут было так же темно и даже еще холоднее, чем в коридорах.
Стражники резко взяли влево и, раскрыв огромную дубовую дверь, втолкнули Мэта в комнату пятнадцать на двадцать футов с парой самых обыкновенных, вовсе не стрельчатых окон, за которыми виднелся двор замка и марширующие солдаты.
Несмотря на банальность окон, во всем остальном комната впечатляла. На стенах друг против друга висели два гигантских гобелена, изображающих соответственно хозяина замка и оленью охоту. Почти весь пол занимал роскошный пурпурных тонов мавританский ковер, из чего следовало, что Испания подпала-таки под владычество Северной Африки, а значит, у этого мира уже был свой Магомет и, возможно, свой Чарльз Мартелл и свой Роланд. Последний герой пришелся бы здесь, пожалуй, больше к месту, чем у себя дома.
В комнате было пустовато: высокая конторка для письма и у окна — длинный тяжелый стол с креслом в форме песочных часов. Стражники приковали Мэта к железному стояку для факела и бросили. Их небрежность свидетельствовала о том, что им не часто приходилось иметь дело с колдунами. Оставшись один, Мэт оглядел комнату и решил, что здесь ему не нравится. После мрачных переходов замка здесь было как-то слишком уж жизнерадостно. Доверия не вызывало.
В дверь вошел человек шести с лишним футов роста, надутый от важности, с надутым же брюхом и одутловатой физиономией, на которой все было мельче, чем нужно: маленькие, близко посаженные глазки, губки бантиком и пятачок вместо носа. Человек был втиснут в желтые обтягивающие штаны, щеголял красными остроносыми башмаками, пурпурной мантией до колен и короной.
Мэт стал озираться по сторонам — в какую бы щель ему забиться.
Зазвенела оплеуха.
— Что за неуважение, ты, трюкач! Смотри в глаза твоему королю, когда находишься в его присутствии!
Мэт посмотрел, хотя видимость стала слегка расплывчатой. Сквозь пелену, заволокшую глаза, он заметил, что дверь распахнулась и пропустила полдюжины стражников. В его побитой голове мелькнула мысль, что, вероятно, этим и объяснялась королевская храбрость.
Король принялся напыжась вышагивать взад и вперед в полной уверенности, что завладел вниманием пленника.
— И это — могущественный колдун из заморских стран? Ну и мозгляков они там выращивают, на этом сказочном Западе! Какого волшебства можно ждать от этакого замухрышки?
От второй оплеухи голова Мэта запрокинулась, ударившись о каменную кладку стены.
— Отвечай, бестия!
Мэт заморгал, пытаясь сфокусировать зрение.
— Уф... я... я не понял, что это был вопрос.
— Что? Насмехаться над королем?
— Нет, нет! — крикнул Мэт под угрозой королевского кулака. — Я хотел высказать мое полное уважение…
Кулак вонзился ему в живот, и Мэта скрючило, а вместо слов из горла полились клокочущие звуки.
— Будешь отвечать или нет?
Ладонь хлестнула его по щеке, снова запрокинув голову.
— Какая наглость! — не унимался король, заезжая Мэту в висок.
У того искры посыпались из глаз. Он уже ничего не видел и только слышал утробный королевский смех.
— И это — страшный колдун, это он напустил на город целые орды иноземцев? Куда же подевалось его могущество? Что он может против настоящего мужчины, у которого на костях есть кой-какое мясо? Что, трусишь, прохвост? А ну заколдуй меня, попробуй! Посмеешь ли ты прибегнуть к своим жалким уловкам, когда перед тобой такая силища?
Тыльной стороной ладони король смазал Мэта по лицу.
Звон стоял у пленника в ушах, в глазах было темно, а из носа потекла кровь. В приливе ярости он выкрикнул:
Я как выпрыгну, я как выскочу,
Как пойдут по закоулочкам клочки!
Прямо по лбу толстому выскочке
Чтоб попали затрещины и тычки!
Словно и в самом деле получив удар по лбу, король отлетел назад футов на пять и рухнул в ряды стражников. Те склонились над ним, легонько похлопывая по щекам и крича, чтобы принесли бренди.
Мэт смотрел во все глаза, недоумевая: «Боже милостивый! Неужели это сделал я?»
К королевским устам поднесли флягу. Король глотнул, поперхнулся, и бренди разлилось по полу. На минуту король зашелся в мучительном кашле, потом приподнялся и остановил покрасневшие глазки на Мэте. И в них нетрудно было прочесть смертный приговор.
Мэт подался назад, когда король пошел на него с медленно нарастающей жаждой убийства. Какой промах! Надо было, пока он еще лежал, сразить его следующим заклинанием. Но ведь Мэт еще не наработал колдовского опыта! Ничего, он наверстает упущенное. По крохам собрав все презрение, на какое был способен, Мэт произнес:
— Вот вам урок, ваше величество, и впредь обращайтесь ко мне как положено: господин маг. Я вам не колдун.
— А я — да! — пропел с порога вкрадчивый голос. Разительная перемена произошла с королем. Он смотрел на вошедшего робко и с опаской. Наглый толстяк в один миг приобрел повадки беспомощного котенка, который тщетно пытался напомнить себе о своей принадлежности к сильному полу.
Тот, который назвался колдуном, скользнул в комнату под мягкий шепоток бархата — высокая, поджарая колоритная фигура в длинном плаще и черном колпаке; и то, и другое украшено кроваво-красными магическими символами — пентаграммами, рунами и какими-то еще неизвестными Мэту знаками. Человек был красив — смуглый, чернобровый, с черными же усами, бородкой и волнистыми волосами. На его губах играла любезная улыбка, обманчивость которой можно было уподобить только вероломству калифорнийской почвы.
Он оглядел короля с головы до пят, прищелкивая языком.
— Стыдно, Астольф, ты наказан поделом. Сколько раз я тебе говорил: предоставь магические силы тому, кто умеет ими управлять. — Он мельком взглянул на Мэта. — А ты, похоже, совсем безвредный. Однако нелишне будет это проверить.
