Едва Мэй открыла дверь, как все они вылетели из головы.
Джеми с сестрой, Алан и Ник больше недели прожили вместе; эти лица стали Мэй почти родными, но она не видела их с тех пор, как убила колдуна и узнала о Нике правду. Теперь они выглядели иначе, да и она иначе себя чувствовала: словно ее разбили на куски и кое-как собрали обратно. Ей не приснилось. Все было по-настоящему — и братья, и мир колдунов, такой отличный от привычного мирка Эксетера. Ник с Аланом стали живым напоминанием о магии, опасности и крови на руках, которая мерещилась Мэй по ночам.
— Привет, — сказала она и впустила их в дом.
— Рад тебя видеть, Мэй, — приветствовал Алан, обнимая ее.
Она вздрогнула — не от объятий. У нее перед глазами снова встал рыжий парень в старомодных круглых очках, худенький, но симпатичный и как будто милый, только совсем не в ее духе — Алан, каким она впервые его увидела.
Теперь-то Мэй знала, что к чему, но, обнимая Алана, на миг растерялась. Внешне он был одним, а в душе — совсем другим, и эти образы было непросто совместить. Его грудь и плечи оказались неожиданно твердыми, жилистыми, а под тонкой футболкой прятался пистолет. Мэй животом почувствовала его очертания.
Алан был далеко не безобиден. И то, что она это знала, его не смущало.
Мэй на миг застыла, как вкопанная, забыв обнять Алана в ответ. Он уже отстранился, когда она положила руку ему на плечо. В следующий миг Алан неловко шагнул ей навстречу. Они очутились совсем близко и торопливо, смущенно попятились.
От Ника Мэй объятий не ждала. Он не удостоил ее даже приветом — просто привалился спиной к двери и кивнул, сложив руки на груди. Когда Мэй предложила пройти в дом, он последовал за ними в гостиную — так же, на шаг позади, тщательно прикрывая брату тылы.
Мэй до того осточертело собственное глупое замешательство, что она рискнула по примеру матери изобразить радушную хозяйку.
— Присаживайтесь, — сказала Мэй и нацепила улыбку, как бэйдж. — Может, вам чего принести? Сока? Чая?
— Сок — это здорово, — ответил Алан. Ник помотал головой.
— Ты что, говорить разучился? — съязвила она и тут же захотела откусить себе язык.
— Не разучился, — сказал Ник, кривя губы в полуулыбке. — А ты, вижу, до сих пор достаешь людей?
Голос у него был низкий, похожий на рев пламени — басовитый, гулкий, в котором то и дело потрескивает так, что нельзя не вздрогнуть. Слушать Ника было все равно, что смотреть, как ходит Алан: сразу чувствовалось, что дело неладно.
— Только этим и развлекаюсь, — ответила Мэй и пошла за соком для Алана.
Когда она вернулась, тот уже расположился в кресле у камина, как настоящий гость. Ник, словно бойцовый пес взаперти, рыскал по комнате — высматривал признаки опасности, готовясь броситься на врага. Он склонился над роялем, а услышав, как открылась дверь, настороженно, но не испуганно поднял голову. Мэй инстинктивно попятилась. Ее ладонь, державшая стакан с холодным соком, вдруг вспотела.
Мэй всегда делалось не по себе, когда они с Ником встречались взглядами, а теперь, когда выяснилась причина этого, и подавно. Он смотрел не мигая, и его глаза отражали не душу, а иной мир — мир без луны и звезд, без намека на свет или теплоту.
В следующую секунду Ник опять посмотрел на черно-белые клавиши и снова стал самым красивым парнем в мире: длинные густые ресницы, высокие скулы, черные, как сажа, волосы (они даже не блестели на свету и всегда казались мягкими), выразительные на первый взгляд губы, которые, однако, ничего не выражали.
— Ты умеешь играть? — спросила Мэй и почувствовала себя полной дурой, чего раньше с ней не бывало.
— Нет, — ответил Ник бесстрастным, как всегда, тоном. Мэй подумала, что ответ закончен: Ник всегда расходовал слова экономно, как путешественник — воду в пустыне. Однако через секунду он добавил: — Алан умел. В детстве.
— Сто лет назад, — вставил тот нарочито-небрежно. — Я тогда ходил в футбольную секцию и играл на гитаре. Но на самом деле всех сразил, когда мне дали бубен.
Он не сказал, что это было до его травмы, до смерти отца, когда у них еще водились деньги. Мэй стиснула дверную ручку. Ей вдруг стало неловко за свой дом.
— Мы тоже можем купить пианино, — сказал Ник.
— И куда его ставить — во двор? — Алан шумно выдохнул, почти усмехнулся.
— Переедем. Туда, где побольше места. Ты сможешь играть на пианино, в крикет, во что угодно. Стоит только пожелать…
Мэй никогда не слышала, чтобы Ник говорил с чувством, а вот угроза в его словах звучала много раз. Он не повышал голоса, но все вокруг отчего-то замолкало, и в этой звонкой тишине его слова звучали как шорох клинка, вынимаемого из ножен. Однажды Ник уже использовал такой тон — в ночь, когда ударил брата по лицу. Мэй вспомнила, как в следующий миг Алан хладнокровно наставил на него пистолет.
— Нет, Ник, — перебил он. — Так нельзя. — Алан отвернулся от него. — Мэй, спасибо за сок. Ну, рассказывай, что происходит с Джеми? С какими колдунами он связался? Что вообще стряслось?
Вот так Мэй очутилась в кресле напротив, держа перед собой согнутую ладонь, словно в ней все еще зажат стакан, и не зная, с чего начать. Это почти выводило ее из себя. Вечно так с этой парочкой. Нельзя сказать, что они ее раздражали — совсем наоборот, просто с ними она терялась. А теряться не хотелось.
— С Джеральдом, ясное дело, — бросила Мэй. — Он ведь обещал, что вернется за нами, вот и вернулся. Только я об этом не знала. Джеми встречался с ним у меня за спиной. Я их видела — они вместе гуляли, будто закадычные друзья. Всего два месяца назад чертов Круг Обсидиана чуть не убил Джеми! Я не понимаю, что Джеральду надо — может, он околдовал Джеми или еще что… Я вообще ни черта не понимаю!
Ну вот, опять она примчалась к ним за помощью.
Мэй стиснула кулаки и отвернулась к темному камину. Ее трясло от собственного бессилия. Тут дверь гостиной растворилась, и раздался голос Джеми:
— Мэй, ты заболела или… Ой.
Она резко обернулась. Брат застыл на пороге, прислонясь к дверному косяку. Он смотрел встревоженно, словно по рассеянности забыл стереть с лица озабоченное выражение, и Мэй вдруг словно взбесилась.
Похоже, Джеми испугался Ника больше, чем Джеральда! А ведь Ник, кем бы он ни был, все это время их с Джеми только выручал.
— Привет, Алан, — произнес Джеми и улыбнулся — впрочем, улыбка очень скоро сошла. — Ник. Ч-что случилось?
«Ты попал, вот что», — злорадно подумала Мэй, словно ей было восемь, и младший братец натворил бед. Она повернулась к Нику — рассказать обо всем, объяснить, что благодарна ему за помощь, что не боится его, в отличие от некоторых.
