— Вы что, сжечь меня хотите?! — Гемма закричала и для чего-то сжала кулаки, кристаллики малахита в ее глазах уже вспыхнули.
— Не тебя, а твою эгоистичную природу, — произнес Авилекс настолько обыденным голосом, словно этой вымышленной экзекуцией он занимается ежедневно.
Конечно же, звездочет говорил с сарказмом, но Ингустин, раскладывая книги, вдруг подумал: а если это правда? Гемма последнее время стала слишком уж взбалмошной да своевольной. Что если тень — наказание за грехи? Кстати, о самой тени: она последние минуты слишком явно присмирела. Сотканное из первозданного мрака пятно похоже даже укоротилось в размерах, все еще касаясь своими уродливыми черными ногами ног Геммы. Испугалось? Или играет в собственное театральное представление?
Когда из книг была наконец выложена кривая окружность, Авилекс полил ее маслом и с словами «да простится мне подобное кощунство» поднес горящую спичку. Огонь вспыхнул яркой белой стеной, и на поляне в одно мгновение стало так светло, будто вдоль линии горизонта зажгли еще целую дюжину дополнительных свечей. Истерически мечущееся пламя поднялось на высоту выше колена, Гемма закрыла ладонью рот, чтобы не закричать от ужаса. Со всех сторон ее окружало враждебное пеклище, бесы в обманчивом облике лучезарных созданий изгибались, кривлялись, пытались дотянуться до своей жертвы. Откуда-то извне донесся голос Астемиды:
— Подруга, мы с тобой! Если что — зови…
Остальные куклы стояли чуть поодаль, обреченно наблюдая за происходящим и свято веруя, что Авилекс знает свое дело. Лишь единожды Фалиил в порыве благородства кинулся на помощь, но тут же был остановлен несколькими пластмассовыми руками. Гемма чувствовала жар, чувствовала ненависть огня, но на удивление быстро успокоилась, поняв, что сама на себя нагоняет страхи. Тень внизу принялась метаться вправо-влево, кончилось ее притворство, она вдруг зажила собственной жизнью: дергалась, махала несуществующими руками и с каждой секундой бледнела, бледнела, бледнела… Потом ни с того ни с сего стала двоиться, троиться, и эти вторичные тени от отчаяния взялись уже царапаться между собой, постепенно исчезая из средь опаленной травы. Затем и сам огонь начал явно ослабевать. Легковоспламеняющуюся бумагу сложно было для него назвать настоящей пищей, легкая закуска — не более того. Языки пламени, словно испытывая притяжение, опускались вниз и один за другим погибали, оставляя после себя рдеющую золу. Все закончилось тем, что вокруг мученицы Геммы образовалась дорожка горячего пепла.
— Я счастлив, что это закончилось, — первым сказал Фалиил. Слово «счастлив» не совсем увязывалось с его меланхоличным характером, но никто не усомнился, что в данный момент он говорит искренне.
Гемма еще долго боялась опустить глаза вниз, когда же сделала это, увидела бледное, чуть сероватое пятно, на котором стояла.
— Так мы убили ее или нет? — она совершила несколько неуверенных шагов, потом побегала с места на место, но увы, пятно всюду следовало за ней. Да, оно было практически незаметным, но оно было — и этот факт не заштрихуешь никакими смягчающими фразами.
Авилекс удрученно покачал головой:
— Очень надеюсь, что тень умерла, а это… пройдет со временем. Надеюсь.
Чужая да еще и крайне неуверенная надежда не внушала Гемме восторга, она сложила руки на бока, нахмурилась и громко сказала:
— Разве я чем-то разгневала Кукловода? Я постоянно участвую в пьесах, честно исполняю роли, со всеми дружу, ну… пытаюсь дружить. Никогда ни на кого не кричу, ну… или почти никогда.
— Гемма, хвалить себя ты можешь сколько угодно, это ничего не изменит, я боюсь, проблема совсем в другом. — Авилекс для чего-то посмотрел на небо. — И проблема гораздо-гораздо серьезней… Так! Все! Забыли! Тень сожгли? Сожгли! А что осталось — испарится рано или поздно.
— В библиотеке книг еще полным-полно, — произнес Фалиил, но звездочет лишь вяло отмахнулся, сказав, что воинственный оптимизм лучше любого огня.
Начали уже расходиться, но тут Ингустин резко остановился, разглядывая дорожку из пепла:
— Ух ты, а это еще что? — он подошел ближе и присел на корточки.
Из золы торчало нечто блестящее, что-то не до конца сгоревшее. Аккуратно, боясь оплавить руку, Ин сначала потормошил странный предмет, затем потянул на себя… Надо же — это книга! Целая. С яркой перламутровой обложкой, украшенной затейливыми виньетками, она выглядела совершенно не опаленной. Богатый бархатный переплет придавал ей статус гримуара, не меньше.
— Как же она умудрилась не сгореть? — Фалиил тоже приблизился, не скрывая крайнего удивления.
Остальные тотчас плотной толпой окружили место явления чуда, и центр внимания с Геммы плавно перешел на Ингустина, та даже слегка надула губки:
— Подумаешь, книга! Смазана наверное каким-нибудь огнеупорным раствором. У алхимика таких предостаточно.
Кстати, раз уж речь зашла о Гимземине, необходимо заметить, он единственный, кто отсутствовал сейчас на поляне. Он вообще был странным вдоль и поперек: не любил массовых мероприятий, не любил других кукол, не любил ничего, кроме своих научных исследований. Он даже жил отдельно, вне Восемнадцатиугольника.
— Да ничем она не смазана! — чуть раздраженно ответил Ингустин. — Она была случайно взята с одной из полок, как и все остальные книги. И вообще… откуда она такая у нас появилась?
Попытки отыскать хоть одно-единственное подпаленное место закончились безрезультатно. Бархатная обложка казалась свежей, улавливался даже приятный запах клея. Название — аппликация из синей фольги — гласило: «Сказания о Грядущем».
— Наверное, что-нибудь про будущее… — предположил Фалиил.
— Все книги, находящиеся в пределах Сингулярности, нами же когда-то и были написаны. Такую я точно не припомню. — Авилекс лишь единожды докоснулся до обложки и резко убрал руку, словно обжегся неведомым. — Что-то происходящее совсем перестает укладываться в моей ватной голове.
Ингустин наконец сделал то, что нетерпеливо ждали все, — открыл первую страницу…
И — ничего! Она была пуста. Белый лист лишь с единицей-номером вверху.
— Да-а-а… — протянул Фалиил. — Наше будущее чисто, как наша совесть. Скажите, только у меня одного складывается впечатление розыгрыша?
Ингустин быстро перелистнул страницу, и снова та же картина — девственная белизна по обоим краям, хоть бы одна буква где затерялась. Потом он несколько раз открывал книгу наугад посередине.
Ни слова. Ни фразы. Ничего вообще. Страницы были лишь пронумерованы, да и то, номера не всегда последовательно шли друг за другом.
